На следующее утро я, как обычно, уехала в кофейню за несколько часов до открытия. Но не успела переступить порог, как навстречу мне выбежала миссис Хат, терзая в руках огромный жёлтый платок, и выдохнула:
– Телефонный аппарат звонил! Телефонный аппарат, леди Виржиния!
– Неужели? – искренне удивилась я. Признаться, телефоном мы пользовались настолько редко, что иногда напрочь забывали о его существовании. Как тогда, с документами «Детей красной земли» – помню, дядя Рэйвен был весьма недоволен тем, что я повезла их лично вместо того, чтобы воспользоваться телефонным аппаратом и позвать на помощь. – И по какому же вопросу?
– Этот ужасный человек приехал! Мистер Черри! – испуганно округлила она глаза. – Леди Виржиния, он ведь не придёт сюда?
– Надеюсь, что нет, – нахмурилась я. – Странные новости… Дядя Клэр обычно пунктуален, как никто другой. И не называйте его «мистером», он этого не выносит, – спохватилась я. Миссис Хат расстроенно закивала. – Мистер Маноле, мы возвращаемся. И чем скорее, тем лучше.
На обратном пути Лайзо ехал с просто неприличной скоростью, однако мне казалось, что автомобиль ползёт, точно переевшая улитка. Когда мы остановились, я сама распахнула дверцу и побежала по скользкой дорожке к дому, не обращая внимания ни на ледяную морось, ни на пронизывающий ветер – но всё равно опоздала.
Клэр уже начал в холле свой излюбленный спектакль.
– …и оказаться на улице без рекомендаций. А оттуда вам прямая дорога в публичный дом.
– Дядя! Какой приятный сюрприз! – воскликнула я, распахивая двери. Трость звучно ударилась металлическим наконечником о порог, привлекая всеобщее внимание. – Не ждала вас раньше субботы… Юджиния, ступай ко мне в кабинет. Миссис Китс, вы тоже, и действуйте,
Постепенно холл начал пустеть. Паола Мариани, единственная из моих домочадцев, кто сохранял абсолютное спокойствие, взяла за руки подозрительно молчаливых детей и повела к библиотеке. Подмастерья садовника под руководством мистера Чемберса занялись багажом – четыре больших сундука, два чемодана и поцарапанный чёрный саквояж, принадлежащий, очевидно, камердинеру. Едва заметив мой предупреждающий взгляд, кухарка юркнула обратно в крыло для прислуги, шикнув на любопытных горничных.
Итак, мы с дядей Клэром остались наедине… почти наедине, если не считать его камердинера и моего… гм, Лайзо.
– Дорогая племянница?.. – выгнул тонкую бровь дядя.
Повисла многозначительная пауза. Я только вздохнула: в чём в чём, а в умении делать и улавливать намёки отказать ему было нельзя; дядя Клэр обладал невероятно изворотливым и острым умом – жаль, что на этом добродетели его и заканчивались… Но на первый взгляд всё выглядело ещё хуже.
…Честно признаться, в детстве мне казалось, что дядя Клэр похож на сахарного ангела с праздничного торта – белые тонкие запястья, ворох взбитых кудрей цвета сливок, вычурные костюмы, где обилие кружев балансировало между эксцентричностью и безвкусицей… Чуть позже я узнала, что дядя сделан не из хрупкого сахара, а из твёрдого мрамора, которому не страшен ни кипяток чужого сарказма, ни острые зубы любителей откусить голову ближнему своему. Его редко кто принимал всерьёз; в молодости, вероятно, из-за маленького роста и кукольных черт лица, а позднее он сам с удовольствием поддерживал это заблуждение – жеманством и манерой выбирать нежные, инфантильные цвета в одежде. Время, кажется, остановилось для него, и, лишь приглядевшись со всем тщанием, можно было заметить морщинки в уголках глаз.
Когда-то молодую Ноэми Черри называли точной копией старшего брата; сменив фамилию на «Эверсан-Валтер» и получив титул графини, она старалась об этом не вспоминать.
– Добро пожаловать, дядя Клэр, – светски улыбнулась я, пытаясь не показывать открыто неприязнь. Родственник есть родственник, в конце концов.
Он капризно закатил глаза.
– А я, признаться, уже подумал, что вы не рады мне, дорогая племянница. Вижу, у вас… новая прислуга?
Последнее слово прозвучало слишком похоже на то, как Лиам говорил «грязюка».
– У вас тоже, – ровно ответила я, намекая на рыжего камердинера, которого прежде не видела ни разу. Он был полной противоположностью Клэра – высокий, одетый во всё чёрное, с невозмутимым лицом библиотекаря или армейского священника. Волосы у него были жёсткие, прямые, того тёмно-рыжего оттенка, который граничит с красным.
– Это Джул, – произнёс дядя таким тоном, словно это объясняло всё на свете. – И он сейчас займётся моими вещами.