Пряный кофе

– Эта трость, Виржиния, ничем не примечательна. На ней нет ни вензелей, ни особых царапин, вся отделка – тёмное дерево и ручка из слоновой кости, таких тростей в Бромли пара сотен точно найдётся. Куда чаще вы ходите с зонтом-тростью или с той, что подарил вам маркиз Рокпорт. – Эллис сделал паузу, позволяя мне обдумать его слова. Я уже понимала, к чему он клонит, но признаваться себе в этом не хотела. – Нет, тот, кто передал трость, точно знал, что она ваша. Скажите, Виржиния… Запасной ключ спрятан ведь снаружи кофейни? – внезапно спросил он.

– Да.

– Тогда второй вопрос. – Эллис поймал мой взгляд и удержал. Линия его губ была странно жёсткой; редко мне приходилось видеть у него такое выражение. – Чтобы достать ключ, вам нужны обе руки или только одна?

– Обе, – едва слышно выдохнула я и отвернулась.

Эллис был прав, прав во всём. Если бы трость потерялась в театре, то её не нашёл бы там и целый отряд «гусей» – среди куч мусора, проваленных полов, обгоревших перекрытий. Она могла остаться в кэбе, и тогда возница очень скоро наткнулся бы на неё; однако не смог бы догадаться, что она принадлежит именно графине Эверсан-Валтер. Нет, скорее всего, трость я оставила у тайника с ключом, когда заехала в кофейню переодеться. Только свидетель из «Старого гнезда» мог видеть, как я вошла в двери в мужской одежде, а вышла уже в женской. Крысолов же держался от кофейни на расстоянии…

Тут меня поразила ещё одна пренеприятная мысль.

– Перчатки… – пробормотала я.

– Что? – встрепенулся детектив.

– Перчатки, – повторила я с горечью. Теперь у меня уже не осталось сомнений. – Видите ли, Эллис, в кофейне я держала не только запасное платье, но и несколько пар старых перчаток, на крайний случай. Одну из них я выложила на стол, хотела надеть, но потом так расстроилась из-за потерянной трости, что совершенно о них забыла. Мужской костюм я унесла, но перчатки остались на столе. Готова спорить, что именно они потом попали на фотографию… и решить, что я надевала их той ночью, мог только один человек. Тот же, который подобрал трость у тайника с ключами. Тот же, который видел, как я переодеваюсь из мужского костюма в платье…

Я умолкла, не в силах больше продолжать. Эллис избавил меня от мучений, сказав всего два слова:

– Мадлен Рич.

– Да, – кивнула я, чувствуя одновременно и облегчение, и острую боль в сердце. – Осталось только понять, зачем она это сделала.

– Спросите у неё? – меланхолично поинтересовался Эллис, катая пальцами опустевшую чашку по безупречно гладкой скатерти. Крошки хрустели под фарфоровым боком.

– Да… Нет. Не сейчас, – поправилась я. Глупая боль в сердце никуда не делась, словно там раз за разом проворачивали тонкую пружинку. – Не могу понять, почему…

– Причина может быть любая, – вздохнул Эллис, так же старательно не глядя на меня. – Шантаж. Обида. Страх, что вы раскроете её тайну. Давнее притворство. Деньги. Безумие. Да что угодно, Виржиния, и я сейчас вам не помощник в разгадке этой тайны, потому что слишком заинтересован лично, слишком хочу верить в лучшее, – неопределённо повёл он рукой и вдруг поднялся и начал одеваться. Клетчатый плащ, видавшее виды пальто, кепи, надвинутое на самый лоб… Взгляд оставался таким же болезненно-сумрачным. – До встречи, Виржиния. Загляну через денёк-другой. Спасибо за наводку на Бетси, обязательно побеседую с той бродяжкой. Не забудьте своё обещание провести меня в домашний театр леди Уотермилл и познакомить с мисс Барнелл, – с натянутым весельем улыбнулся он и добавил тихо: – И, пожалуйста, не дайте Паучьему Цветку добраться до Мэдди из-за этой дурацкой статьи. Пусть ваш дядя прижмёт газетчиков, если уж у него так разыгралась жажда крови… Доброго вам вечера.

– Доброго вечера, – эхом откликнулась я.

После этого разговора у меня разыгралась мигрень. Извинившись перед гостями, я ушла в комнатку между кухней и чёрным ходом и присела там в кресло, чтобы подремать немного. Вскоре тихо вошла миссис Хат, пробормотала что-то вроде: «Что за несчастливый день», – оставила на столе кувшин с тёплым травяным чаем, закрыла ставни и удалилась, оставив меня в полумраке и тишине. Лишь издали доносились приглушённые разговоры, смех и едва слышно шелестела граммофонная мелодия. Запертую дверь очерчивал желтоватый световой контур. Прикрыв глаза, я размеренно дышала запахами корицы и травяного чая, стараясь унять боль, но мысли всё время возвращались к разговору с Эллисом, и от этого становилось только хуже.