Прятки

Не прошло и двадцати минут, как Саша, чувствуя, как горло словно перехватила чья-то безжалостная рука, готовила второпях завтрак. Ей вполне наглядно продемонстрировали, к чему может привести упрямство и неповиновение. Кожа под волосами на голове до сих пор саднила, кожу на ладошках щипало. Губа, ноющая ранка на которой со вчерашнего дня успела затянуться, снова лопнула и теперь кровила, отдавая острой болью, когда зубы в очередной раз впивались в тонкую кожу в надежде сдержаться, не закричать от бессилия и отчаяния. За что?! Внутри, при любом резком звуке, что-то дергалось, как будто сердце на мгновение замедляло ход, а потом, решив, что еще не время останавливаться, не время умирать, начинало часто-часто стучать, наверстывая упущенное. От страха в буквальном смысле тошнило.

— Долго еще?! — в кухню, как требовательный муж, заглянул Главный. — Шустрее давай, некогда мне. Чего такая нерасторопная?!

Недовольство в голосе подстегнуло Сашу. Не хотелось давать повода для «воспитательных мер». Лучше будет, если про нее будут как можно реже вспоминать и как можно чаще не замечать. Она засуетилась по кухне, накрывая на стол, делая вид, что преследовавший ее по пятам угрюмый взгляд Главного ни капельки не тревожит.

Разлила кофе по кружкам, расставила их на столе и скорее к дверям — уйти из кухни, пока не стало совсем тесно. Не успела. Как будто специально она оказалась в проеме именно в тот момент, когда на завтрак решил идти Третий. После его слов, адресованных Егору, он пугал ее больше всех. Он говорил о ней ужасные вещи и с таким возмущением, словно суть его негодований была праведна сама по себе.

Саша замерла, в бессознательной привычке ожидая, что ей, девочке, уступят место, дадут пройти, но Третий даже и не думал освобождать проход. Заняв собой почти весь дверной проем, он, не шелохнувшись, выжидал. Не удержавшись, Саша вскинула на него мимолетный взгляд и, столкнувшись с колючими, ледяными глазами, стушевалась, запаниковала еще больше. Шагнула вправо — не пройти, ткнулась влево — то же самое. Потом только догадалась, чего от нее ждут — сделала шаг назад и в сторону, освобождая дорогу хозяевам жизни. Вжалась в стену, втянув голову в плечи, глядя в пол, и юркнула к себе, как только стало возможно.

Невидимая хватка на горле не ослабла. Воздуха не хватало. Саша бросилась к окну, отдернула штору, чтобы хотя бы посмотреть на улицу, на лежащую за прозрачной преградой свободу, недосягаемую и прекрасную. За окном шел снег. Густой, пушистый, он укрывал собой все вокруг. Не вытерпев, Саша потянулась к форточке. Забралась на подоконник, принялась остервенело дергать за маленькую ручку. Как же хотелось вдохнуть свежего воздуха, по-настоящему, по-зимнему свежего. Хотя бы глоток. Хотя бы на минуточку.

Но, как и все защелки в этой старой квартире, ручка была намертво заблокирована толстым слоем краски. Чем дольше и отчаяннее Саша дергала за ручку, тем размытее становился пейзаж за стеклом. Ресницы потяжелели, и, когда Саша моргнула, щеки обожгли крупные слезы.

Она вернулась на кровать, свернулась калачиком и лежала так долго, даже не пытаясь восстановить остроту зрения. Ушла вся в себя, и этому совсем не мешали безостановочно льющиеся слезы.

— Сережа, — тихо сорвалось с губ, прошелестело в воздухе недолго и растаяло: — Сережка, помоги мне…

Сколько она так пролежала, Саша не помнила. Время потеряло свое измеримость. За дверью слышался шум, голоса бродили, потом все стихло.

— Может, они уже все? — как будто чужими мыслями подумала Саша. Как-то отдаленно и отстраненно. — Пожрали и свалили? — Да, хоть бы так. Хоть бы на несколько часов оставили ее в покое, чтобы она могла, не боясь за свою сиюминутную безопасность, подумать о том, как же все-таки выбраться из этой опасной, чреватой мерзкими последствиями западни. — Звери, — сглотнула Саша слезы. — Они же звери.

Задремала, совсем на чуть-чуть, но услышав тихий скрип открывающейся двери, сразу же распахнула глаза, приняла сидячее положение. Внутри все скрутило тугим узлом. Саше показалось, что тишина в квартире стоит пронзительная, и на острие этой пронзительности лишь она и Третий.

Главный отправился «по делам», прихватив с собой Егора, а вот безымянный пока для нее «тюремщик», имени которого она так и не узнала, да и не хотела знать, остался с ней. Или нести дневную вахту слежки за ней, или… Тут Саша даже мысленно не захотела продолжать.

— Вещи постирай… и обед сготовь…

Это все?! Саша не поверила своим ушам. Прямо сейчас ей ничего не грозит? Можно расслабиться, можно дышать как обычно? Не рвано и поверхностно, отчего горло превращается в камень, а незаметно для себя самой, полной грудью? Или это только начало, своеобразная игра в кошки-мышки для раздразнения аппетита?

— Ну… — держа дверь нараспашку и заполнив собой весь дверной проем, Третий молча взирал на Сашу, дожидаясь от нее ответной реакции.