По лестнице я поднималась с трудом, потому что все тело болело, как будто меня целый день лупили палками.
Все-таки работа актера – очень тяжелая, даже если тебе нужно всего лишь изображать труп!
Дома все было спокойно.
При моем появлении Федор выглянул в коридор и проговорил:
– А, это ты!
– А ты кого ждал? – огрызнулась я.
– Дверь закрой как следует!
Я закрыла дверь на замок, на крюк и на задвижку. Теперь к нам никто не проникнет.
Успокоившись на этот счет, я прошла в свою комнату.
Вид развороченной печки и пулевое отверстие в стене напомнили мне о странных событиях в этой комнате, о вторжении каких-то злоумышленников, о перестрелке…
Так, подумаем еще раз. Эти двое шли с целью открыть тайник в печке.
Но в этом тайнике не было ничего, кроме старой тетрадки в коленкоровом переплете. Неужели из-за этой тетрадки они устроили весь этот переполох?
Это вряд ли.
Тогда, возможно, в тайнике было еще что-то, кроме этой тетрадки?
Я вытряхнула тетрадку на стол.
При этом из нее выпала открытка с портретом Марии-Антуанетты.
Ну вот, теперь я, по крайней мере, знаю, кто эта красивая дама на открытке… Я вспомнила хозяина особняка и загрустила. Вот ведь приятный такой мужчина, вежливый, кино любит, богатый и, кажется, не женат. Как было бы мило нам с ним познакомиться поближе! И что? Да ничего, он забыл о моем существовании, как только вышел за порог библиотеки. Такой мужчина не для меня. А для меня – подлец Генка. Вспомнив своего бывшего муженька, я заскрежетала зубами, а чтобы отвлечься от мрачных мыслей, села за стол и еще раз оглядела открытку.
Королева на этом портрете сидела за небольшим столиком. Это был не то туалетный столик, не то письменный, кажется, такие столики назывались бюро. На этом столе лежало недописанное письмо и еще стояли очень красивые часы. По бокам столик был украшен двумя бронзовыми негритятами в чалмах.
И, как я уже говорила, на шее Марии-Антуанетты красовалось то самое изумительной красоты ожерелье.
Надо же, а Андрей Константинович сказал, что королева этого ожерелья никогда не держала в руках! Тоже мне, историк!
Тут я почувствовала неловкость: человек мне ничего плохого не сделал, немножко развлек и скрасил долгое ожидание.
Рассмотрев лицевую сторону открытки, я перевернула ее.
Как и положено на открытке, здесь размещался адрес и коротенький текст. И то и другое было написано выцветшими лиловыми чернилами. Я, конечно, не специалист по почеркам, но мне показалось, что почерк на открытке был очень похож на тот, каким была заполнена тетрадка в коленкоровом переплете.
Адрес был такой: Санкт-Петербург, улица Малая Мещанская, ее превосходительству госпоже генеральше Ванюшиной в собственном доме.
Ниже, под этим адресом, располагался следующий текст:
Я дважды перечитала этот короткий текст, потом открыла тетрадку и сверилась с ней.
Нет, я не ошиблась, имя Жана Бассанжа недаром показалось мне знакомым. Именно так звали одного из двух французских ювелиров, изготовивших знаменитое ожерелье.
Но это не может быть случайным совпадением!
Мария-Антуанетта изображена на открытке в этом самом ожерелье, а в тексте открытки упоминается Жан Бассанж. Наверняка этот текст написан не просто так, это своего рода шифр, чтобы что-то сообщить адресату. Что-то, не предназначенное для посторонних, но так, чтобы адресат понял, о чем идет речь!
Милая вещица, которую подарил дядюшка на День святого Бонифация… неужели речь идет о том самом ожерелье?
Я остолбенела от такой мысли.
Как такое может быть?
Но тут я вспомнила, что Андрей Константинович рассказал, что существует предположение, будто авантюристка Жанна де Ламотт, которая придумала и осуществила аферу с ожерельем, конец жизни провела в России. Так, может быть, именно в нашей стране она спрятала знаменитое ожерелье Марии-Антуанетты?
Я посмотрела на развороченную печку.
Что, если именно здесь, в этом тайнике, много лет было спрятано бесценное ожерелье? Тогда понятно, зачем неизвестные злоумышленники проникли в мою комнату! Ради такой огромной ценности можно горы свернуть, а не только разворотить старую печку в предназначенном на снос доме!
Я вспомнила, что та женщина, которая вломилась в мою комнату, повторяла: «Где оно, где оно?» Теперь я уже не сомневалась, что она говорила об ожерелье королевы.