Прятки со смертью

— Пудинговый камень, — объявил он, показав на рисунок в книге. — Видишь кварцевые включения? Могу представить невероятный мегавсплеск тепла, что расплавил гранит в сироп, в котором смешались эти элементы. А затем резкое падение температуры, соединившее каждый отдельный минерал в единую массу. Бриджид, замечательно. О, ты нашла еще и с вкраплениями меди.

Я склонилась чуть поближе. «Включения», «мегавсплеск», «сироп», «вкрапления» — мне кажется или Карло говорит о миллиардах лет геологической активности так, будто это была одна горячая ночка секса? Плюс меня возбудили движения его пальцев, которыми он поглаживал камни.

Геоэротика подействовала на нас обоих. От поглаживания камней мы перешли к ласканию пальцев друг друга, прикасающихся к камням. Затем я начала лизать его пальцы, а после Карло замурлыкал «Bella, Bella». Так он называет меня, находясь в романтическом настроении, и мне не важно, приговаривал ли он так же раньше или начал сейчас (дабы не назвать меня случайно Джейн), потому сердце подсказывало: Bella — теперь это я. Вот как чувствуешь, когда за плечами долгая жизнь без самообольщения.

Ему было все равно, что я не успела принять душ. Мы соскользнули со стульев на один из искусственных иранских ковров Джейн. Турецких. Восточных. Какая разница. И стали целоваться. Но на нас глазели мопсы, и процессу занятия любовью на полу не хватало привычного шарма. Мы перебрались в спальню и отбросили в сторону атласное стеганое одеяло Джейн, розовое с голубой отделкой.

Секс был захватывающим — но не волнуйтесь, описывать детали я не собираюсь. Возможно, вы моложе меня и вам не понравится думать о том, как кто-то, не принадлежащий вашему поколению, занимается любовью. Подобная картина может показаться неловкой, вульгарной либо комичной.

Для нас с Карло это не было ни первым, ни вторым, ни третьим.

Потом он задремал, как всегда, а я без слов благословляла его за то, что пустил меня в свой нормальный мир и позволил жить там. За то, что подарил мне эту новую себя, отличную от той, что определяли образы женщин, которыми я была прежде.

Однако благодарность за настоящее неизменно сопровождалась воспоминаниями о минувшем. Вот о чем я частенько размышляла: Пол, добрый овдовевший Пол, с виолончелью и трюфельным маслом, с двумя розовощекими дошколятами — Пол был отвергнут мной, несмотря на все его старания. Возможно, потому, что однажды он очень проникновенно и мягко, с искренним убеждением, что я неспособна почувствовать боль, сказал: «Бриджид, видишь? Ты неотрывно смотришь в бездну безнравственности, и рано или поздно она начнет глядеть на тебя в ответ. Бездна — там, где ты жила так долго, и тебе не уйти от нее никогда. Мне страшно жить там с тобой. Я не могу доверить тебе моих детей».

Я по-прежнему смертельно боялась думать о том, что могу разрушить наши с Карло отношения, подобно тому, как уничтожила связь с Полом, — и отдавала себе отчет, что всеми силами буду стараться не допустить этого.

Пол был последним мужчиной, с которым я пыталась откровенничать. Двадцать два года назад. И до сих пор гадаю, как я умудрилась оставить ту фотографию места преступления на кухонном столе. Никак не ожидала, что дети наткнутся на нее.

Глава 2

Пол был прав: прошлое не умирает. Черт, оно даже не покрывается морщинами.

Примерно через неделю после нашего «секса с камнями», я, утонув в подушках, коими был без меры завален парчовый диван Джейн, прихлебывала кофе из сувенирной чашки «Большой каньон», трофея одного из их с Карло совместных отпусков, и размышляла, как же мне заставить себя испечь что-нибудь — печенье, например, или еще что. Я листала одну из кулинарных книг Джейн, и на меня веяло ее запахом — легким ароматом меда и муки, — и задавалась вопросом: одобрила бы она меня? Частенько я ловила себя на мысли хоть разок запустить свою электронную почту, ввести Jane@otherworld.com и спросить ее.

Мои размышления прервала «Маленькая ночная серенада» — мелодия дверного звонка, и я скривилась от отвращения. Ненавижу музыку, но перепрограммировать звонок мне не под силу.

На переднем крыльце стоял Макс Койот. Помощник шерифа Койот был наполовину индейцем племени паскуа-яки и наполовину антропологом из Университета Колумбия — по материнской линии. Мы с ним работали вместе по нескольким делам, когда я еще числилась в Бюро. В отличие от многих работников правоохранительных органов, он не считал, что агенты ФБР поголовно придурки, и это было одной из причин, по которой я осталась в этих краях. Мы сделались в каком-то смысле друзьями: как-то раз после изрядного количества «Кроун рояла» я даже рассказала ему о Поле, но это не было приглашением к ужину.

Мопсы резвились и тявкали.

— Эй, ребята, это всего лишь ваш дядя Макс, — сказала я, открывая сетчатую дверь.

— Карло дома? — спросил он, заходя и спокойно осматриваясь: так делаешь, когда знаешь людей достаточно хорошо и уверен, что принесенный тобой шум не причинит им беспокойства.

— Проверяет стоимость джина в «Уолгринз». Ты заглянул на партию покера или пофилософствовать?