Пряжа из раскаленных углей

Ноилин заглядывал в каюту не раз и не два, вроде как по делам – письма написать, книгу прихватить, но я малодушно пряталась за занавеской и делала вид, что не замечаю его прихода. Однажды он предложил осмотреть мои раны… я резко отказалась. У меня еще не хватало сил посмотреть ему в лицо и увидеть там жалость и снисхождение. Меня все еще охватывал ужас, что он видит меня такую – обезображенную и страшную.

Я должна была ему поверить, что шрамы исчезнут. Должна. Вот только призрак уродства лишал меня присутствия духа и тех крох благоразумия, которые еще во мне оставались. Я не была красивой, но считала себя вполне привлекательной, чтобы не обращать внимание на такие пустяки, как внешность… Оказалось, это было верно лишь до того момента, как мое лицо оказалось изуродованным, а волосы сожжены. Я стыдилась своего вида, очень стыдилась.

Кто-то оставил для меня одежду, старомодную и явно долго пролежавшую в сундуках – от нее слегка тянуло застарелым ароматом веточек лаванды. Тонкая льняная рубаха пожелтела и покрылась пятнами на сгибах; полотнище темно-зеленого платья без рукавов немного выцвело в середине, зато оставалось насыщенным у швов. По низу платье украшала незатейливо, но что очень тщательно сработанная вышивка – это вызвало у меня тоскливую боль в сердце… На стопке с одеждой лежала тонкая шелковая шаль, искусно расписанная цветами и птицами – вещь дорогая и совсем не вяжущаяся с старомодным нарядом из сундука, но я не задумывалась о том, откуда она взялась. Я только мысленно поблагодарила человека – кем бы он ни был – сделавшего мне такой роскошный подарок: решимости выйти на люди с непокрытой головой у меня пока не было. И все-таки я вышла. Спотыкаясь на каждом шагу, бледнея от одной только мысли о встрече с любым человеком, безрезультатно унимая оглушительный стук сердца. Вот ведь смешно, идя на Сирену, я и то так не боялась…

Голову я чуть ли не до глаз закутала шалью, однако на меня все равно косились, правда, только украдкой. Пассажиров, если они и были, я не заметила, а корабельная команда отнеслась к моему появлению с любопытством, но спокойно, учтиво и без насмешек.

Ноилина нигде не было, и я вздохнула с великим облегчением. Кажется, избегать его на этом корабле стало единственным моим занятием последних двух дней.

– Куда мы направляемся, капитан?

Поначалу голос мой дрогнул, однако крепкий рыжеволосый дядька, снисходительно окинув меня сверху вниз слегка критическим взглядом, жалостью не оскорбил.

– В Арнах, моя госпожа. А оттуда, даст бог, в Пелурну.

– Далеко же вы забрались от дома.

Капитан говорил по-арнахски, что я не сразу осознала, и поболтать любил. Вскоре я уже знала, что везет корабль из Транаверы великолепную кухонную утварь и стеклянную посуду из имперских мануфактурен – товар в Арнахе любимый и ценимый, ежели конечно аккуратно его довезти. Одна беда – на морском пути в Арнах лежал Берной, та еще заноза в заднице, так что госпоже лучше помолиться кому-нибудь, что б миновала сию славную шхуну, называемую «Морская лисица», напасть встретиться с бернойскими пиратскими галерами. А так, коли ничего не случится да господин маг подмогнет, прибудем в порт Ульмака недельки через полторы, да еще недельку будем добираться до Нунабира. А ежели не захотите в Коралловый залив заходить, так и того меньше. «Морской лисице» на мыс Додор надо, это что на восточной оконечности Пелурны лежит, а в Нунабир заходить – это еще три дня надо. Рифов за островом Суска полно, там осторожно идти придется…

Большей половины названий я не знала, но примерно представляла, где это. Капитана мои расспросы не смущали; он громко хохотал над своими собственными шутками и заглядывал мне в глаза сверху вниз, смешно складывая едва ли напополам свою большую и мощную фигуру с широкой грудью и длинными руками. Когда ветер вырвал из моих рук тонкую шелковую шаль и она громко затрепетала, обвившись вокруг моей шеи, я не стала ее поправлять. Жалкие пряди ножом искромсанных волос щекотали мне изуродованную ожогом щеку. А капитан, на мгновение запнувшись и спрятав мимолетный жалостливый взгляд, с жаром принялся рассказывать старую корабельную байку…

До расспросов о том, что случилось до моего появления на «Морской лисице», я дозрела только на третий день после разговора с капитаном.

Утро было ясным и солнечным, но прохладным, море серебрилось рыбьей чешуей, а небо расчертили перья облаков. Ветер срывал с моей головы шаль, ну да я и не старалась ему противиться – пора принять то, что случилось, целиком. Не могу я больше бежать.

Трусиха, какая же я жалкая трусиха. Надо всего лишь подойти к нему…

Ноилин стоял у правого борта, глядя на далекую темную линию берега. Он был задумчив и тих, и ветер лениво играл прядями его волос. Мое приближение мужчина заметил, но не обернулся, а лишь опустил взгляд.

– Как Вы сняли ошейник? – спросила я, осторожно дотрагиваясь до своей шеи и стараясь не касаться шрамов. Голос мой был хриплым и нервным, кровь гулко стучала в моих висках, – Ленни говорил, это невозможно.