Прибалтийский фашизм: трагедия народов Прибалтики

На следующий день, 14 января, несколько сотен человек собрались в центре Риги, чтобы защитить правительство «Латвийского народного фронта» от возможных атак ОМОНа. Ромуальдас Разукас, тогдашний председатель фронта, призвал людей строить баррикады. Вскоре в Риге собралась 700-тысячная демонстрация под красно-белыми национальными флагами. Помня опыт Вильнюса, в первую очередь под защиту были взяты телецентр и радиостанция. Вход в здание радиостанции был загорожен колючей проволокой. Перед зданиями парламента и МВД были выставлены посты и возведены баррикады из поваленных деревьев, перевернутых грузовиков и тракторов. На подоконниках здания Верховного Совета Латвийской ССР были установлены громкоговорители, по которым транслировались заседания парламента. Депутаты парламента ночевали прямо в здании. Рижский кафедральный собор был на всякий случай приспособлен под лазарет. Националисты заранее готовились к вооруженной борьбе.

И, что удивительно, несколькими днями позже рижский ОМОН действительно предпринял попытку переворота. 20 января группа из 40 военнослужащих рижского ОМОНа в зеленой камуфлированной форме и черных беретах начали штурм здания МВД Латвии в Риге. В воздух взлетела сигнальная ракета, после чего начался обстрел здания. Охранявшие здание 8 милиционеров открыли ответный огонь. В ходе перестрелки погибло 5 человек, еще несколько было ранено (в том числе один из милиционеров, охранявших здание МВД).

Латышские милиционеры не смогли бы продержаться долго против превосходящих сил омоновцев, но на помощь националистам неожиданно пришли советские войска. «Почему, мы до сих пор не знаем точно, — рассказал впоследствии один из милиционеров, оборонявших здание МВД, Ренарс Залайс. — Очевидно, Горбачев знал, что иначе могла бы произойти огромная резня»[1415].

Так Латвия сохранила свою независимость, которая была официально провозглашена летом 1991 года. События августа 1991 года положили конец всяким надеждам на то, что республики Прибалтики останутся в составе Советского Союза. 21 августа 1991 года Верховный Совет Латвии уже во второй раз принял Декларацию о независимости, и в сентябре того же года правительство разваливающегося Советского Союза признало ее перед лицом ООН[1416].

* * *

Эстония была единственной из трех республик Прибалтики, где провозглашение независимости прошло более или менее мирно.

Как и в остальных республиках Советского Союза (не исключая и Россию), зачинателями центробежного процесса здесь стали «правозащитники» и «природозащитники». В 1987 году последние организовали ряд выступлений против проекта строительства промышленного комплекса по добыче и переработке фосфора, который, по их мнению, мог нанести вред окружающей среде. Поскольку само предложение о создании комплекса исходило из Москвы, это стало поводом для того, чтобы перейти к экономическим требованиям: в следующем году четверо эстонских либералов выдвинули план экономической автономии Эстонии. В апреле 1988 года был создан «Эстонский народный фронт», ставший главной политической силой сторонников независимости. Смена 1-го секретаря ЦК компартии Эстонии Карла Вайно в июне того же года дала оппозиции новые возможности. На смену ему пришел его сын Вельяс Вайно.

К концу 1989 года процесс развала Советского Союза стал необратимым. В ответ на попытку Горбачева усилить власть Москвы в союзных республиках, внеся изменения в Конституцию СССР, эстонский Верховный Совет 16 ноября 1989 года напомнил о праве республик на самоопределение. Но, в отличие от своих коллег из Литвы и Латвии, эстонские парламентарии пока еще хранили относительную лояльность: вместо провозглашения независимости они лишь предложили заключить новый союзный договор, который предусматривал бы более широкую автономию для союзных республик.

Сторонники независимости в своей борьбе против Москвы сделали своим козырем «пакт Молотова — Риббентропа», позволивший Советскому Союзу «оккупировать» Прибалтику. В условиях гласности, когда на людей обрушилась лавина разоблачений культа личности и сталинских репрессий, народ Советского Союза готов был верить всему. В среде интеллигенции — как российской, так и эстонской, латышской или литовской — было модно «разоблачать» КПСС и советский строй, цитировать ту причудливую смесь запоздалой правды и откровенной лжи, которая хлынула со страниц «Огонька», «Литературной газеты», «Комсомольской правды» и других изданий. Поэтому все утверждения о том, что именно «пакт Молотова — Риббентропа» сделал возможной «советскую оккупацию», принимались на веру. Даже когда пресловутые секретные протоколы к советско-германским договорам 1939 года были опубликованы, никто не пытался публично анализировать их содержание в контексте других документов и событий той предвоенной эпохи.