Прибалтийский фашизм: трагедия народов Прибалтики

6 апреля 1943 года фон Рентельн приказал провести переосвидетельствование и призыв тех же возрастов (1919–1924 годов рождения)[337], а также начать мобилизацию ещё 6 возрастов — мужчин, родившихся в 1912–1918 и 1925 годах и женщин 1914–1922 годов рождения[338]. В тот же день глава Литовского самоуправления Кубилюнас издал приказ о формировании в дополнение к уже существовавшим объединённым вербовочным пунктам местных вербовочных комиссий и пригрозил строгим наказанием за уклонение от вторичного освидетельствования (уклонистов направляли в тюрьмы и концлагеря). Служившие ранее в литовской армии ефрейторы, унтер-офицеры до 45 лет и офицеры до 65 лет должны были пройти регистрацию 16–22 апреля[339]. Руководитель СС и полиции в Литве Высоцкий 6 мая 1943 года приказал использовать моторизованные команды немецкой полиции для массовых облав[340].

Однако ни воззвание, ни облавы не помогли. На призывные участки явилось незначительное число литовцев, в основном те, кто не подлежал призыву[341]. К примеру, в Каунасе, как сообщал городской комиссар Крамер, на первый призыв из 2.800 вызванных явились 1.794 человека (65 %), на переосвидетельствование — из 3.000 человек 928 (около 30 %). Общая явка составила 2.722 из 5.800 человек (около 47 %). В целом в Литве она была примерно такой же[342].

В мае 1943 года стало ясно, что мобилизация в Литве провалились окончательно. Началось массовое бегство призывников в леса. Не последнюю роль в провале сыграла литовская националистическая оппозиция, которая пользовалась существенным влиянием в органах самоуправления, отрядах «самообороны» и литовской полиции. Гитлеровцы винили в провале своих пособников. Фон Рентельн не раз заявлял, что литовцы не способны без помощи немцев наладить работу органов самоуправления[343]. По оценке обергруппенфюрера СС Ф. Йеккельна, «Кубилюнас был настроен прогермански, но мало проявлял себя, так как у него не хватало энергии, инициативы и мужества. Вообще, в самоуправлении не было ни одной более или менее заметной личности»[344].

Нацистская пропаганда объявила, что литовцы оказались недостойными оказанной им чести сформировать свой легион СС[345], за ними было оставлено «право» поставлять Рейху рабочую силу[346]. Министерство Гиммлера обвинило в провале мобилизации генерального комиссара Литвы фон Рентельна[347]. Тот возложил всю вину на Высоцкого. Его по приказу Гиммлера 2 июля 1943 года на посту руководителя СС и полиции в Литве сменил бригадефюрер СС, генерал-майор полиции Г. Харм, отличившийся особой жестокостью на Украине[348]. Пытаясь оправдаться за провал мобилизации перед Розенбергом и руководством Рейха, Рентельн заявил, что литовцы, дескать, «реагировали» на объявленную мобилизацию «не так, как можно было бы ожидать», когда взывают к их «чести, чувству общности, свободе, готовности к самопожертвованию». «Литовский народ прежде всего совершенно невоинственный народ», — заключал из этого фон Рентельн. В одном из писем к Лозе (от 31 марта 1943 года) он высказал свое мнение о литовцах еще более откровенно — им якобы свойственны «недисциплинированность, инертность, трусость и лень»[349].

18 июля в Каунас прибыл генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы в правительстве Рейха гаулейтер Ф. Заукель. Он потребовал провести в Литве широкую мобилизацию литовских рабочих для Рейха[350]. Мобилизация должна была начаться 15 августа[351] и до 7 ноября обеспечить набор 30.000 человек. Но вопреки всем усилиям к 11 ноября их число не достигло 3 тысяч, а к 31 января 1944 года — лишь 8.200 человек[352]. Всего за три года оккупации из Литвы было вывезено для работы в промышленности Рейха более 36.000 человек[353].

Антинацистское сопротивление в Литве

Мобилизации рабочей силы из Литвы, как и следовало ожидать, вызвали рост антинацистского сопротивления в стране. Высокопоставленный чиновник «Восточного министерства» Петер Клейст в меморандуме от 14 мая 1943 года констатировал, что «антинемецкие настроения в Литве с момента введения германской гражданской администрации выросли до пугающих размеров по сравнению с Эстонией и Латвией»[354].

В связи с этим в Литву начали стягиваться дополнительные полицейские силы — эстонские, латышские, украинские и немецкие полицейские батальоны. Они должны были заменить литовских полицейских в сельских районах, где последние, как правило, выступали заодно с местными жителями и помогали своим землякам — партизанам и дезертирам. Литовские батальоны из сел перебрасывались в крупные города, такие как Вильнюс и Каунас[355], где они, во-первых, не имели бы связи с местным населением, а во-вторых, их легче будет разоружить в случае бунта.