Уже в 30-х гг. XVIII века Рига стала второй по объему торговли гаванью Балтийского моря. Граждане Риги официально делились на две части – немцев и «не-немцев» (так в официальных источниках). По национальности большинство «не-немцев» были латышами, но с появлением русских в 30-х годах XVIII века магистрат стал и их записывать в «не-немцы». Не состоя в гильдии, «не-немцы» не могли занимать должности в городском самоуправлении, не имели права заниматься более доходными отраслями промышленной деятельности и торговлей.
Опасаясь конкуренции «не-немцев», рижские немецкие цеха и гильдии издавали различные постановления, гарантировавшие немецкому меньшинству господствующее положение и всячески ограничивавшие доступ в привилегированные цеха. Так, например, в уставе цеха мясников имелось постановление, что учениками можно принимать только лиц, родители которых были немцами, а из цеха должны были немедленно исключаться все, женившиеся на «не-немках». В уставе цеха скорняков было постановление, что мастер, принявший ученика – «не-немца», подвергался наказанию, а ученик изгонялся из мастерской.
Магистрат Риги в 1738 г. опубликовал следующее распоряжение: «Так как, согласно старым постановлениям, не-немцам не дозволяется владеть недвижимым имуществом, и, кроме того, им не могут быть предоставлены принадлежавшие бюргерам права, вольности и преимущества, к которым надо причислить также владение недвижимым имуществом, то в силу этого предписывается всем и каждому не-немцу, владеющим в городе недвижимым имуществом, ликвидировать и продать его в течение одного года и одного дня здешним бюргерам или тому, кто имеет право владеть им».[122]
Эстонские историки Г.И. Наана и А.К. Вассар писали: «В Эстляндии и Лифляндии в основном сохранился также сложившийся в предыдущем столетии феодальный порядок управления и судопроизводства, который характеризуется привилегиями дворянства и городов, господством лютеранской церкви, признанием немецкого языка в качестве официального языка, сохранением различий в обложении податями и в течение долгого времени даже сохранением местных пошлин. Все это и составляло существо так называемого остезейского особого порядка, который отделял эти губернии от остальной России и предоставлял почти неограниченную власть местным помещикам-немцам. Остезейский особый порядок серьезно препятствовал более тесному сближению Эстонии с Россией и чрезвычайно усиливал крепостнический гнет немецких помещиков над крестьянскими массами. Остезейский особый порядок был воплощением феодально-крепостнической реакции и отсталости».[123]
Как видим, Петр и его преемники создали в Прибалтике эдакий германский заповедник. Местное население не только не обрусевало, а все более и более онемечивалось. Вспомним, что до Петра I все московские цари и великие князья, присоединив к Московскому государству окраинные территории, кнутом и пряником пытались перемешать их население с русскими из центральных областей.
Почему же Петр и все последующие цари, за исключением разве что Екатерины Великой, создавали этот заповедник? Основных причин две.
Во-первых, Петр был германофилом и предпочел бы больше иметь германских подданных, чем русских людей. Спор о том, было ли знаменитое «завещание Петра Великого» подлинным, выходит за рамки работы. Скажу лишь одно, если это завещание и фальшивое, то наш великий реформатор постоянно думал о возможности присоединения германских земель.
Все наши цари лезли в германские дела, и их остановил лишь разгром Франции в 1870 г. и создание Германской империи. Вполне логично, что захват немецких земель царями мог быть облегчен при наличии мини-Германии в составе своей империи.
Была и вторая причина, куда более прозаичная. Ни один царь после Петра не сидел твердо на троне. Недаром в Европе острили, что «русский режим – это самодержавие, ограниченное удавкой». Призрак Ропши или Михайловского замка не давал спокойно спать всем императорам, включая Николая II.
Романовы знали римскую формулу «разделяй и властвуй» и с удовольствием взирали на конфликт между русским и германским дворянством. Вспомним, сколько германских фамилий встречается среди руководителей карательных служб XIX века. Правда, иной раз и достаточно обрусевшие немцы досаждали династии. Их хватает и среди убийц Павла, и среди декабристов.
Русская образованная общественность от аристократов до разночинцев считала Прибалтику чем-то типа Саксонии или Баварии, а об эстонцах или латышах никто ничего не знал. Так что на фразу из повести и фильма «Гардемарины, вперед!» – «Ах ты, сука курляндская!» – латыши не обижаются. Русский человек, пусть даже поручик, и не знал, что в Курляндии, кроме немцев, есть еще какие-то латыши.
Стоит заметить, что «германский заповедник» раздражал Екатерину Великую. Она, будучи этнической немкой, больше заботилась об интересах России, чем псевдорусская династия Романовых.