Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

В Либаву прибыл молодой шведский полковник и вступил в контакт как с правительством, так и с нашими германскими инстанциями. По его данным, в Швеции уже готовы к отплытию 800 получивших оснащение добровольцев. Более того, вполне возможно в короткое время навербовать для Курляндии около 5 тысяч шведских бойцов, если латышское правительство предоставит аванс в несколько миллионов марок. Правительству стоило больших усилий раздобыть хотя бы первый из требуемых миллионов. Более было невозможно. Господин Уллманн собрал чемодан и отправился в турне. Когда я вернулся, то главу правительства уже не застал. Остальные латышские министры относительно цели его поездки давали неясные или противоречивые ответы. По их данным, Уллманн предполагал вести переговоры в Стокгольме и Копенгагене, возможно – и в Лондоне, о признании Латвии. Однако в истинной цели уллманновских визитов я не сомневался ни минуты. Он мог вести переговоры только об иных источниках получения денег и оружия, чтобы уклониться от выполнения условий, связанных с получением военной помощи от Германии. Однако проходил день за днем, господин Уллманн все не возвращался, а приходившие от него новости не особенно воодушевляли. Вскоре остальные министры стали меня просить о выделении более крупного займа. Когда же я сообщил господину Вальтеру, что с моей стороны никаких препятствий для переговоров об условиях предоставления кредита нет, а также дал понять, что обладаю на этот счет определенными полномочиями, он от дела уклонился и заявил, что с займом пока следует подождать, хотя это крупный и очень важный для будущего Латвии вопрос.

Германия же, по его словам, пока что может заявить о своей готовности выделить латышскому правительству в знак симпатии кредит в 10–12 миллионов под личные гарантии.

Я не мог столь же охотно пойти на подобные требования, как и в деле о предоставлении займа. Мне следовало рассчитывать, что латыши будут делать все, лишь бы использовать нас как наемников, а затем, когда пора самой большой и неотложной нужды будет уже позади, тут же оставят нас с носом, чтобы отдаться в руки другой державы. Я вовсе не желал прикладывать к этому руку, а потому переговоры о таком кредите вел спустя рукава. Я не стал предлагать его выделить латышам тут же, а заявил, что подобное требование создает совершенно иное положение, а потому этот вопрос следует сначала изучить.

Теперь уже и Национальный комитет балтийских немцев посчитал правильным прийти на помощь правительству. Те его члены, что находились в Яибаве, прежде всего умный и спокойный господин фон Самсон, заявили о готовности выделить со своей стороны необходимый для получения шведской помощи первый миллион, предоставив его кабинету в качестве ссуды. Я полагал такое намерение балтийских немцев правильным, так же как верным считал и то, что они выставили всех боеспособных мужчин, чтобы те сражались с оружием в руках за независимость Латвии[197]. Вероятно, и я, и балтийские немцы заблуждались, предполагая, что такая предложенная без всяких условий помощь приведет к определенному улучшению отношения к ним латышей. В данном случае мы оказались даже слишком немцами, ведь строили свою политику на моральных основаниях. Так как и балтийские немцы, даже зажиточные, в той ситуации порой не обладали необходимыми наличными средствами, я помог Национальному комитету собрать требуемый миллион[198]. Был ли этот миллион передан шведам, я не знаю – в любом случае, кроме этого шведского полковника, более ни одного шведского солдата в Курляндии не появилось[199].