Прибавление семейства

Вера давно хотела воссоединиться с родителями, вместе с которыми когда-то отказалась ехать только из-за мужа, а Лелик заартачился. Он был патриот, любил свою страну и своих родителей, не хотел с ними расставаться, и вообще идея заживо хоронить мать казалась ему кощунственной. Тогда отец провел с ним мужскую беседу, в ходе которой объяснил, что принципы – это, конечно, хорошо, но, когда у тебя пятеро детей, свои высокодуховные убеждения следует поместить в одно известное всем место, где уже много чего находится. Система, которой Илья Максимович служил всю свою жизнь, скоро рухнет, и кто выберется из-под ее обломков – очень большой вопрос, но явно не верующие фельдшера-бессребреники. Сам Лелик может жить как хочет, но своим детям он обязан дать все самое лучшее, на что способен. Поэтому вперед.

Пока сын колебался, Илья Максимович обратился в суд о признании жены умершей. Что и было сделано руками Ирины и двух народных заседателей.

– А дальше что? – хмуро спросила Ирина, когда женщина закончила свою исповедь.

– Поедут к Вериным родителям, вступят в наследство… Бог даст, смогут нас навещать, вон, Марина несколько раз в году приезжает.

– А вы сами?

– А что я? – пожала плечами Аврора.

– Будете восстанавливать документы? Сейчас такое время, что вас точно не привлекут за антисоветские романы.

– Зачем? Будете смеяться, но за все эти годы паспорт мне так и не понадобился. Меня даже гаишники ни разу не остановили, хотя за рулем я езжу по своим правам.

Ирина нахмурилась:

– Но все равно… Вы живете как тень.

Аврора со смехом прервала ее:

– Ой, дорогая моя, мне не привыкать! Я так живу с тех пор, как взяли мать, а я прибежала к папе Виталию. Это чувство, что я лишняя, чужая, тайный враг, которого каждую секунду могут изобличить, оно, знаете ли, въелось под кожу, и останется со мной навсегда как татуировка. Нет, девочки, сколько жизни той осталось… Не хочу ее омрачать лишними хлопотами. Ну если вы, конечно, не пойдете куда следует.

Переглянувшись, Ирина с Олесей энергично покачали головами.

– Нет, мы никому не скажем, – обещала Олеся, – только, если у вас не будет документов, вы точно не сможете уехать.

– А мы и не собираемся, – Аврора встала, давая понять, что разговор окончен. – Илюша знает, что страна катится в пропасть, но он останется здесь, пытаясь сделать все, что возможно, и я не оставлю его одного.

Ирина еще раз обещала хранить молчание, записала свой номер телефона, чтобы Аврора связалась с ней, если надумает вернуться в мир живых, на том и распрощались.

К метро шли молча, потрясенные неожиданной разгадкой такого очевидного на первый взгляд дела. Ирина прикидывала, какие статьи в теории можно повесить на супругов, столько лет обманывавших органы правопорядка, а Олеся так глубоко погрузилась в свои мысли, что чуть не пропустила поворот.

– Вы о чем-то спросить хотели? – спохватилась Ирина возле самых турникетов. – Какая-то юридическая проблема?

– Я? – женщина выглядела удивленной. – Ах да, точно… Спасибо, но больше уже не надо. Я все поняла.

Ирина настаивать не стала.

* * *

Дети заскользили в вальсе по паркету актового зала. Получалось у них в целом хорошо, дружно и слаженно, и сердце Олеси преисполнилось гордостью от того, что это она их научила.

Только для последнего дня года у ребят слишком серьезные лица. Порывшись в ящике с кассетами, Олеся поставила остромодный сборник, записанный для дискотек.

– Потанцуйте для души, – сказала она и отошла к окну.

В школьном дворе шел урок физкультуры, Артем объяснял детям лыжный ход так энергично, что слабое эхо его голоса проникало сквозь двойные рамы окон. Понимая, что Артем ее не видит, Олеся все-таки помахала ему рукой. Сегодня он придет к ней встречать Новый год, и, может быть, между ними что-то случится. Или нет. Она ко всему готова.

Рассказ Авроры перевернул все ее мировоззрение. Не важно, что они с мужем провернули идиотскую и, в сущности, никому не нужную аферу, главное другое – эти люди принимали друг друга такими, как есть, и в трудную минуту поддерживали, защищали, находили выход, а не уничтожали того члена семьи, который посмел доставить беспокойство и расшатать красивый фасад. Сама Олеся жила совсем иначе. Каждое утро, едва открыв глаза, она начинала доказывать, что достойна, что заслужила высокую честь быть женой и матерью. На каждый вздох требовалось разрешение, и она почему-то считала это нормальным. Чтобы стать самой собой, ей тоже пришлось бы умереть, только не юридически, а по-настоящему.

Вернувшись домой, она долго пила пустой чай в пустой кухне, а потом все же позвонила Вике.

– Прости, дорогая, но я не смогу забрать Сашу к себе, – сказала она как могла твердо.

– Но как это? Вы же обещали, Олеся Михайловна!

– Нет, Вика, я сказала, что подумаю.

– Но, Олеся Михайловна!

– Вика, это твой муж, о чем ты мне напоминала неоднократно, – отчеканила она, – он твой муж, а я ему никто, поэтому будь добра, забирай своего мужа к себе домой, а меня попрошу больше не беспокоить с этим вопросом.

– Да, Олеся Михайловна, вы что, смеетесь, что ли! Вы с ним всю жизнь прожили!

– Было дело.