Прибой

Оставшись снова один, Жан Дюпон размышлял над последним визитом. Сначала он негодовал против романтической интерпретации каждого посетителя по поводу его несчастного случая. Наверно, Дениз Паке лопалась от гордости, что он хотел умереть из-за нее. Играла от души роль фатальной, любвеобильной женщины, опустошительницы мужчин. Она хвасталась, говоря «бедняжка», упоминая о нем. Она носила дешевую бижутерию в дорогих оправах, красила губы помадой цвета бычьей крови, наращивала ресницы тушью до размеров кухонной щетки. Какая жалость! А он, уже не любивший ее, он, намеревавшийся порвать с ней задолго до того, как она сделала то же самое по отношению к нему, он оказался в анекдотическом положении отвергнутого воздыхателя! На глазах у всех он становился жертвой, выжатым лимоном, надоевшей игрушкой, которую капризный ребенок пинком отправляет под батарею.

Однако после высказывания месье Маландрена, он уже не был так уверен в своем гневе. Похоже, что всеобщие симпатии были на его стороне. Честные люди осуждали поступок Дениз и восхищались его поведением. Мысль о том, что из-за женщины могли бы умереть, льстила всем представительницам слабого пола и некоторым порядочным мужчинам. Но он-то не хотел умирать из-за женщины! Эта ситуация была настолько неправдивой, насколько и другая была ложной, которой хвасталась Дениз. Он тоже обманывал окружающих. Он тоже не заслуживал комплиментов, которыми его награждали. Ах, почему ему никто не верит?

Жан Дюпон провел отвратительную ночь. Ему снилось, что большая черная обезьяна повторяла все его жесты и, в конце концов, заняла его место на работе.

На следующий день в полдень, машинистка из отдела зашла навестить его. Это была пышнотелая крашеная девица, с перманентом.

— Здорово, что вы сотворили, — сказала она, краснея, — вы очень любили ее?

Жан Дюпон испытывал адские муки. Он хотел все объяснить, но сил не было, и он отвернулся.

— Ах, если бы все мужчины были такими как вы! — продолжала она, (и чувствовалось, что она имела в виду определенного человека), — вы очень страдали?

Жан Дюпон посмотрел на нее. Она с волнением ожидала его ответ. И боялась разочароваться. Он ее пожалел и сказал:

— Это было невыносимо!

— Вы решились на это спонтанно?

— Да…Нет…Ну, не очень-то соображаешь в такой момент.

Он замолк. Эта ложь удивила его, и он испытал отвращение к самому себе. Ему было стыдно, что им восхищались больше, чем он заслуживал.

— Когда встречаешь таких мужчин как вы, начинаешь снова верить в любовь, — сказала она. Жан принял скромный вид.

— Давайте не будем об этом, — пробормотал он. И машинистка удалилась в восторге. В последующие дни еще несколько коллег навестили его, и все выражали свое восхищение его рыцарским поступком и постоянством чувств. Почта приносила ему анонимные письма, согревавшие сердце: «Хотелось быть любимой как любишь ты». Подпись: «Неизвестная блондинка».

А также маленький стишок:

«Ты, который хотел умереть из-за нее,

Не желаешь ли жить ради меня.

Я совсем не жестокая,

Позови меня, и я твоя».

Подпись: «Коллега, которая любит возвышенные страсти». Мнение окружающих медленно разрушали внутреннюю убежденность Жана Дюпона. Он старался вспомнить, какое у него было состояние души, когда он посетил Дениз в последний раз. Действительно ли он собирался порвать с ней в тот день? Чувствовал ли облегчение, когда она ему сказала, что более не нуждалась в нем? Точно ли он сказал «уф!», закрывая за собой дверь? Да, тогда у него пропали возвышенные чувства к Дениз. Но его нежность к ней не была затронута. В душе-то он страдал, узнав о том, что она предпочла австралийского дантиста. Он не хотел ей признаться. Он и себе не хотел признаться из-за гордости. Тем не менее, в его душе образовалась рана, еще кровоточащая. Когда автомобиль мчался прямо на него, смог ли он избежать столкновения? Похоже, что бессознательный приказ задержал его на месте. Он явно не бросился под колеса. Но если он не смог избежать наезда, стало быть, он потерял вкус к жизни.

«Вот правда, единственная правда» подумал он.

Когда Жером Клиш навестил его еще раз, то спросил:

— Как моральное состояние?

— Не очень, старина! Ничего не изменилось.

И он спросил о Дениз. Занята ли она? Выглядит ли она грустной, подавленной, виноватой? Думает ли она навестить его? Жером Клиш, очень обеспокоенный, вынужден был ответить ему, что она даже не поинтересовалась его здоровьем.

— Она такая же гордая, как и я, — сказал Дюпон, — Она не хочет показывать, что жалеет меня.

Когда коллега удалился, он попросил медсестру привезти ему коробку из-под обуви, где он хранил письма и фотографии своей любовницы. Он перечитывал длинные послания, где каждая фраза пробуждала различные воспоминания. Он утомлял свои глаза и сердце, созерцая изображение той, ради которой он, кажется, хотел умереть. Почему она не навещает его? Она была виновата в случившемся. Он это знал. Боялась ли она поддаться состраданию? Боялась ли она вернуться к нему? Он попросил медсестру написать письмо под его диктовку: «Моя Дениз, я тебя прощаю и жду. Приходи. Жан.».