Прибрежный пират. Эмансипированные и глубокомысленные

Ссора продолжалась. Муж Марджори стал все чаще приходить домой позже обычного, несколько раз он позволил себе прийти домой навеселе, все чаще она стала чувствовать себя несчастной. Должно быть, гордость не позволяла им открыто обсуждать сложившуюся ситуацию – ведь, в конце концов, муж Марджори был достойным человеком, – и поэтому одно недоразумение рождало за собой другое. Марджори все больше сближалась с Сэмюэлем, ведь когда женщине симпатизирует мужчина, для нее это значит гораздо больше, чем все утешения подруг. Но Марджори даже не осознавала, как сильно она привыкла полагаться на него, как незаметно стал он неотъемлемой частью ее маленькой вселенной.

Как-то раз, вместо того чтобы развернуться и уйти, в то время как Марджори входила в дом и зажигала свет, Сэмюэль тоже зашел в дом, и они уселись на софу в маленькой гостиной. Он был счастлив. Он завидовал тому, что у них есть дом, и думал, что человек, который может отвергнуть такое достояние из одной только индюшачьей гордости, просто дурак и не достоин иметь жену. Но как только он впервые поцеловал Марджори, она тихо расплакалась и попросила его уйти. Он отплыл домой на парусах отчаянного возбуждения, совершенно уверенный в своем желании как можно сильнее раздуть эту романтическую искру и совершенно не задумываясь о том, каким будет пламя и кто в нем может сгореть. Тогда он был уверен, что все его мысли о ней не были продиктованы банальным эгоизмом; только позже он понял, что для него она значила не более чем экран для кинокартины: все, что для него имело ценность, было им же самим – ослепленным, алчущим Сэмюэлем.

На следующий день у Тэйна, во время обеда, Сэмюэль отбросил все притворство и открыто объяснился в любви. У него не было никаких планов, никаких иных намерений, за исключением одного: поцеловать эти губы еще раз, ощутить ее, такую маленькую, трогательную и любимую, снова в своих объятьях… Он проводил ее до дома, и на этот раз они целовались и целовались – до тех пор, пока их сердца не стали биться с бешеной скоростью, подчиняясь страстным словам и фразам, срывавшимся с его губ.

Неожиданно на крыльце послышались шаги, кто-то снаружи взялся за дверную ручку. Лицо Марджори покрыла смертельная бледность.

– Постой! – испуганным шепотом возразила она Сэмюэлю, но тот, раздосадованный нежеланным вторжением, уже подошел к входной двери и распахнул ее настежь.

Каждому доводилось видеть такое на сцене – в пьесах такие ситуации встречаются так часто, что когда с чем-то подобным люди сталкиваются в жизни, то ведут себя совсем как актеры. Сэмюэлю показалось, что он на сцене, и строчки роли вполне естественно стали срываться с его губ: он заявил, что каждый имеет право на личную жизнь и с угрозой посмотрел на мужа Марджори, как бы проверяя, не ставит ли тот под сомнение это утверждение. Муж Марджори заговорил о святости домашнего очага, сразу же забыв о том, что последнее время он не казался ему таким уж священным. Сэмюэль продолжил тему, затронув «право на счастье», муж Марджори упомянул о старине, огнестрельном оружии и разводе по суду. Затем он замолчал и критически осмотрел участников действия: трогательно сжавшуюся на софе Марджори и застывшего в позе оратора, опирающегося на комод Сэмюэля.

– Марджори, иди наверх, – спокойно сказал он.

– Останься здесь! – быстро возразил Сэмюэль.

Марджори встала, покачнулась, села обратно, затем снова встала и неуверенными шагами направилась к лестнице наверх.

– Давайте-ка выйдем на улицу, – сказал муж Сэмюэлю. – Я хочу вам кое-что объяснить.

Сэмюэль бросил быстрый взгляд на Марджори, пытаясь прочесть по глазам, что она думает, затем сжал губы и вышел за дверь.

Светила яркая луна. Когда муж Марджори сошел со ступенек, Сэмюэль ясно увидел, что тот очень сильно переживает случившееся, но ему было нисколько его не жаль.

Они стояли и смотрели друг на друга, их разделяло всего несколько футов, и муж откашлялся, прежде чем начал говорить.

– Это моя жена, – тихо сказал он, но затем в нем поднялась волна праведного гнева. – Будь ты проклят! – крикнул он и изо всех сил нанес Сэмюэлю удар.

В ту же секунду, недалеко от земли, Сэмюэля осенило, что его уже били подобным образом два раза в жизни. Инцидент вдруг превратился в окончившийся сон, и он понял, что наконец-то проснулся. Он поднялся на ноги и выпрямился. Противник находился в ярде от него, в ожидании, подняв кулаки, но Сэмюэль знал, что, несмотря на физическое превосходство в несколько дюймов и фунтов, он не станет с ним драться. Ситуация как по мановению волшебной палочки мгновенно изменилась: миг назад Сэмюэль казался сам себе настоящим героем, а теперь он чувствовал себя скотиной, случайно забредшей на чужое пастбище, и силуэт мужа Марджори, четко вырисовывавшийся на фоне освещенных окон, казался силуэтом настоящего героя, вышедшего на защиту собственного дома.

Молча Сэмюэль развернулся и в последний раз пошел вниз по тропинке.

IV