— Да, — охотно кивнул Преображенский, — только полы не мыли, — улыбка его вышла до того хитрой, что мне даже показалось, он в курсе, кто устроил МФУхе разрыв сетевого соединения.
— То есть лентяйкой задеть не могли? — на всякий случай уточнила я, ощущая странное желание записать мужчину в ряды «наших».
— Если только это кто — то невидимый сделал, — хмыкнул кадровик. — Я же рано пришел, уборщица при мне появлялась. Зато Ниночка один раз приходила в кабинет, якобы распечатать что — то, и после этого заявила, что не работает устройство. И вас посоветовала вызвать.
Понятно. Решила устроить встречу с начальником тет — а–тет. Кто кого. При встрече скажу, что искусственный зуб у нее на фоне остальных выглядит отвратно. Но Преображенский, судя по хищному блеску глаз, ей этого не спустит. Хоть и кличет ласково Ниночкой.
— Это она правильно сделала, — стремясь сохранить имидж в его глазах и не скатиться до банальной женской мести, согласилась я.
— И раз уж вы здесь… — Преображенский сделал эффектную паузу, и я от МФУхи оторвалась, поневоле сосредотачивая на нем внимание. — Давайте и с вами побеседуем о работе на предприятии.
Захотелось неприлично выругаться. И Май молчал, как назло. Я, кажется, поняла, чем Суперменычу удалось усыпить мою бдительность: выглядел он немного не так, как утром. Белоснежные рукава были небрежно закатаны до локтей, а кое — где на пальцах я обнаружила следы от ручки. На переносице были водружены очки, словно он страдал нечеткостью зрения, и именно этот факт и подействовал на меня сильнее всего остального. Ну, питала я подсознательную симпатию к очкарикам. Вот почему, зайдя к нему в кабинет, я и не испытала желания снова строить из себя восторженную дурочку. А еще закралось подозрение, что даже вид Преображенского был до мелочей продуманной деталью плана. Словно он старался именно для меня. Но я постаралась отогнать эти мысли. Не могло ведь устраиваться целое представление ради одного скромного айтишника!
Преображенский сидел в удобном кожаном кресле за своим столом, я примостилась напротив, сложив руки на груди. Помнится, в далеком детстве какая — то медсестра в больнице упорно пыталась отучить меня от скрещивания рук и ног, утверждая, что таким образом я инстинктивно закрываюсь от информации из внешнего мира. Что ж, сейчас я была совершенно не против изобразить из себя улитку в раковине.
— Давайте, — почти охотно согласилась я. — О чем бы вы хотели поговорить, Александр Вячеславович?
О, да, я знала, что его такое обращение если не бесит, то уж точно против шерсти окажется. И раз уж он решил заманить меня в ловушку, а вездесущего подсказчика снова сдуло ветром при одном напоминании о начальнике отдела кадров, я решила выкручиваться сама. Быстрее заведется — быстрее отпустит. Тем более обед скоро.
— Я изучил ваше личное дело, Лейквун, и, надо сказать, заинтересовался.
То, что он произнес имя без запинки, добавило ему баллов в моих глазах. Обычно люди, смотря на бумажку с личными данными, сначала забавно таращили глаза, потом смущенно краснели, пытаясь обратиться к собеседнице так, чтобы не обидеть. Самые догадливые сокращали необычное имя до трех букв. Преображенский продемонстрировал воспитание. Или специально готовился к встрече.
Хотелось изобразить что — нибудь типа современного излюбленного жеста молодежи под кодовым названием «рука — лицо», но я только вздернула бровь. Как — то этот разговор все больше напоминал мне поиск оговорок в соответствии с лекциями по психологии одного довольно известного ученого.
— Ну как же! — решил привести доказательства своего интереса кадровик. — У вас имя совершенно с фамилией не сочетается. Родили вас, когда вашей матери было глубоко за сорок…
— Вообще менопауза у некоторых женщин позволяет иметь возможность зачатия до пятидесяти лет, — ни единый мускул на лице не дрогнул, но все же от попытки потроллить кадровика я не сдержалась. Он оценил это скупой улыбкой. — Но я удочеренная.
— Из детдома? — еще сильнее заинтересовался товарищ с известным прозвищем вместо отчества.
— Нет, с рождения с приемными родителями.
— Мать отказалась от вас в родильном доме?
Вот сволочь. Я поневоле ощутила довольно чувствительный укол раздражения, которое грозилось перерасти в откровенную неприязнь. Но еще…еще испытала нечто сродни возбуждению оттого, что захотелось это выражение научного интереса с лица Преображенского стереть. Чтобы смотрел на меня не как на подопытную крысу, а как…а как на кого, собственно?
— Надеюсь, вы понимаете, что собственными впечатлениями по этому поводу я поделиться не в силах. Что касается моих родителей, то мы как — то не удосужились на эту тему побеседовать за все мои годы с ними. Незачем было, знаете ли.
Суперменович подался вперед, упираясь локтями в крышку стола:
— Некоторые дети, оставшиеся без биологических родителей, испытывают комплекс неполноценности, даже будучи усыновленными, на протяжении всей жизни.
Я честно развела руки в стороны:
— Если у меня таковой наличествует, то от него явно страдает кто — то другой.