Прибытие. Первый контакт

Со стороны ванной послышался звук открываемой двери, а затем шлепающие по напольному покрытию шаги босых ног. Закружилась голова, и, чтобы не выдать охватившего меня смущения, я повернулась лицом к окну, приоткрыв задернутую штору и делая вид, что рассматриваю что — то с высоты седьмого этажа. Когда же шаги затихли, я взяла на себя смелость, чтобы обернуться, и так и застыла, удерживая одной рукой тяжелую портьерную ткань.

— Передумала? — состояние чужой стопроцентной уверенности в себе окончательно утвердилось.

— Протрезвела… — чересчур хрипло отозвалась я.

Одеждой на его теле можно было назвать, пожалуй, изредка поблескивающие капельки воды, стекающие с торса, которые, скорее всего, просто забыли смахнуть после душа. Или потому что иногда они капали с блестящих волос. Во всем остальном передо мной предстали в обличие Адама или, как говорят наши старенькие бабули, в чем мать родила. Причем в полной боевой готовности…

— Вина? — заботливо поинтересовался кадровик, но я усиленно замотала головой:

— Тебе удалось меня удивить.

— Вот как? И чем же?

— Непосредственностью, — красноречиво и совершенно бессовестно рассматривая подтянутую фигуру кадровика и все причитающиеся к ней дополнения, ответила я.

— Это второе «не», случившееся со мной за сегодняшний вечер, — словно в оправдание своего вида, произнес Суперменович, делая шаг по направлению ко мне. Я отпустила штору, и рука безвольно повисла вдоль тела. Все же этот мужчина странно на меня действовал.

— Второе «не»?

— Не думал, что у вечера будет продолжение, — напомнили мне. — И не подозревал, что увижу тебя в своей спальне.

Вот оно, это ощущение, словно я оказалась нашкодившим котенком, наложившим в тапки хозяина…хотя какой, в сущности, он мне хозяин?

— Не стоило? — осторожно спросила я, принимая как можно более виноватый вид.

Чтобы добраться до меня, ему потребовался один шаг.

— Напротив. Ощущения необычные. Тебе сегодня разрешается все…

Он распахнул полы халата сразу же, как развязал махровый пояс, и большая мягкая груда ткани оказалась у моих ног. Мужчина не торопился дотрагиваться до меня, с удовольствием рассматривая обнаженное, как и у него, тело, и именно в этот момент, несмотря на колоссальное желание прижаться к Суперменычу, меня посетила идея выразить свое отношение к допуску в святая святых.

— Спасибо.

— За что? — всерьез удивился Преображенский, отрываясь от созерцания моего вида.

— За то, что разрешил остаться здесь. Там холодно. Здесь я чувствую себя уютнее…

То, что произошло в следующее мгновение, я не могла бы охарактеризовать единым понятием. Преображенский неожиданно ласково улыбнулся, толкая меня назад, к подоконнику, и заставляя присесть на него между небрежно распахнутых штор, а затем приблизил свое лицо к моему:

— Лей, тебе, как никому другому, должно быть известно, что работа не всегда приносит удовольствие. И как иногда тяжело бывает улыбаться, когда на самом деле наружу просятся не самые светлые стороны твоего характера.

Я не могла не согласиться: стоило вспомнить хотя бы разговоры с некоторыми особенно советскими бабушками, которые упорно не желали постигать искусства прогресса. Мужчина удовлетворенно улыбнулся, продолжая:

— Поэтому у каждого должен быть уголок, где бы он мог становиться самим собой. И куда бы никого другого не допускал, продолжая внешне оставаться невозмутимым. Так называемое законное личное пространство, которое точно никто не отнимет. Учти, Лей, ты сейчас попала в мое, — интимно прошептал он на ухо, от чего меня бросило сначала в дрожь, а потом в жар, поскольку губы Преображенского переместились к моим, и впервые с момента, как он оказался в спальне, меня поцеловали. Не напористо, а легко и почти невесомо, видимо, догадываясь, что любопытство еще не до конца удовлетворено. Кончики его пальцев несильно придерживали меня за шею, а потом все увереннее и увереннее стали опускаться, пока, наконец, не достигли низа живота. Повинуясь порыву, я раскрылась перед его руками, позволяя нашим телам занять естественное положение. Меня отклонили назад, так что пришлось ухватиться за шею Преображенского, и принялись покрывать поцелуями шею и грудь, позволяя напоследок высказаться.

— И…чем же я могу отплатить тебе за оказанное доверие? — сходя с ума оттого, что его рука творит внизу, почти простонала я.

— О, не переживай, Лей, — дьявольская улыбка Суперменыча внезапно появилась перед моими глазами, в то время как его рука заводила одну мою ногу ему за спину. — Я найду применение твоему чувству ответственности.

Поцелуй вышел жестким и глубоким, но я с радостью на него откликнулась. Оттого — то и оказалось неожиданным вторжение Преображенского в мое тело. Ахнув и оторвавшись от его губ, я простонала:

— Саш!

Он замер, серьезно посмотрев на меня, а потом на его лице расцвела по — настоящему плутовская улыбка.

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя…