А за неделю до осенней сессии он заговорил с Полиной об урегулировании их отношений, сказав, что у него втайне от жены имеются на книжке двенадцать тысяч, привезённые с последнего сезона, так что на первое время можно либо кооперативную квартиру, либо дом в пригороде купить. Книжка действительно хранилась в папке с повестью о Полине. Почему, спрашивается, при таких деньгах до сих пор ютился в барачной четырнадцатиметровке? Да потому что к концу лета должны были сдать очередную пятиэтажку, в которой им, работникам совхоза, обещали дать квартиру. Деньги, в таком случае, пошли бы на машину, о которой давно мечтал. Не с самого же начала завёл речь с Полиной об этом потому, что хотел проверить, настанет ли охлаждение. Увы, с каждой новой встречей его тянуло к ней ещё сильнее.
Однако, внимательно выслушав его, как бы уходя от прямого ответа, Полина возразила:
– Ну да, а потом будешь меня всю жизнь попрекать.
– Чем?
– Что бегала к тебе от мужа. Вот, мол, какая ты!
– А я не такой, разве?
– Ты? Нет, ты хуже. Но я всё-таки первая вышла замуж.
И хотя он сказал: «Брось», хорошенько подумав, понял, что была в её словах какая-то подноготная правда, такая, через которую просто так не переступить.
– И чего теперь? Таким воровским способом встречаться всю жизнь?
– Зачем всю? Скоро я постарею, подурнею, и ты найдёшь себе помоложе.
– Да разве я для этого с тобой встречаюсь?
– А то нет! Ты только для того и живёшь.
– Для чего – для того?
– Только не прикидывайся, пожалуйста, что не понимаешь.
– А если не понимаю?
– Для очередных приключений – вот для чего. Получил?
– Для очередных приключений… – насилу сдерживая себя, повторил он. – Хорошо. Ты, в таком случае, для чего?
– Я?.. – Она нахмурил брови и на мгновение задумалась. – Вину, может, свою искупаю.
Чего-чего, а этого он никак не ожидал, и это его взорвало.
– Гляди, какая благодетельница! А не наоборот? Я тебе жениться предлагаю! Понимаешь? Жениться! Всё по-человечески. А ты…. ты всё, как бы не прогадать! – не удержался, чтобы не кольнуть он.
Задело.
– Давай ещё поцапаемся! И каждый день цапались бы, выйди я за тебя тогда замуж! Правильно мама сказала: ты одного себя любишь!
– Полина!
– Что, Полина? Ну что? Какая же я всё-таки дура! И всё потому, что тебя люблю, хотя ты этого и не стоишь! Но дело даже не в этом! Жена, говорят, у тебя красавица, так нет, тебе ещё со школы (вспомни!) одних только приключений подавай! Со мной, думаешь, успокоишься? Сомнева-аюсь! В Москве вон и то успел шашни завести.
– Так и знал, что попрекать будешь! Я тебе как человеку рассказал, а ты взяла и всё наизнанку вывернула! Вы все, что ли, такие?
– Нет. Не поэтому. Просто я тебе правду в глаза сказала. Сам ты об этом никогда бы не догадался. Да я на сто процентов уверена, что и той, московской, ты скоро бы наигрался. А то я не вижу, как ты на дежурную смотришь, а она на тебя! Правда, что рыбак рыбака видит издалека.
– Так ты меня ещё и ревнуешь?
– Я глаза тебе на породу твою непостоянную открываю!
– Вот спасибо! А я-то думаю, и что это со мной, а тут вон оно что! Ну, спаси-ибо! Нет, это надо записать! – Он вскочил с кровати, на которой буквально десять минут назад они лежали молча, утомлённые очередной близостью, и как клоун забегал по номеру. – Обязательно, сию же минуту записать! Где моя авторучка с золотым пером? Где моя авторучка? Вот моя авторучка! Так, бумага где? Нет бумаги! Ничего, я на ладони запишу! Чёрт, не пишет! Чернила кончились! Дай, пожалуйста, заколку! Ну, пожа-алуйста! Палец уколю и напишу кровью!
Не обращая внимания на его шутовство, Полина неторопливо поднялась с кровати, оделась, подошла к платяному шкафу, сняла с плечиков светленький плащ, надела, подпоясалась – и тут же превратилась в исчезающую навсегда «таинственную незнакомку». Он подошёл, обнял, для большей убедительности опустился на колени.
– Прости! Ну прости! Только не уходи совсем! Очень тебя прошу!
– Пусти.
– Не отпущу, пока не простишь. Скажи, что простила? Простила?
– Мне пора. Пусти.
– Нет, ты скажи.
– Да простила. Пусти.
Он поднялся с колен. Хотел поцеловать её. Она увернулась.
– Значит, не простила.
– Ну ладно, всё, хватит.
– Когда увидимся, хоть скажи?
Полина нахмурилась.
– Тебе когда на сессию?
– Через неделю.
– Тогда после сессии.
– А не обманешь?
Она в нетерпении покачала головой и, высвободившись из его объятий, избегая встречи взглядом, вышла из номера.