Причём тут менты?!

Конечно, я сразу узнал его голос: истеричный, с маленькой сумасшедшинкой, но в этом знании — мое единственное преимущество… преимущество, грозящее смертью. Понятно, никто не может узнать интонации, модуляцию голоса на белых страницах, покрытых вязью странных иероглифов-буковок. Но давайте подумаем вместе: кто имел контакты с Михалычем и жутко перепугался, когда ситуация сложилась так, что можно было бы предположить, что его связь со стариком-токарем раскрыта? Очевидно, он пришел тогда принести деньги за выполненную «в кредит» работу — слова Михалыча о том, что «некоторые-де платят не сразу, погодить просят», являются нелишним подтверждением этого предположения…

— Пусть скажет что-нибудь! Ты, падло, в ловушке, если ты его, не дай Бог, грохнул, тебе ведь тоже из квартиры не выйти! Дверь у меня на прицеле! Не прошмыгнешь!

— И тебе некуда деться! Можешь рискнуть, сигануть в окно, но я успею тебя продырявить!

Забавно. Профи бы умерли от смеха. Но мы не были профессионалами и вовсе не хотели умирать. Я по крайней мере. Не знаю, как там насчет Василиваныча. Потому что это был он. Но и не совсем он — в голосе того парня, которого я когда-то знал, никогда не звучало столько безнадежного безумия, пульсирующей ненависти. Запросто можно поверить, что он способен продырявить и бесчувственного Гаррика, и меня заодно. Смерть старика токаря стала понятной: парень пришел отдавать деньги единственному человеку в Питере, знавшему, что у него есть ствол, способный плеваться девятимиллиметровыми пульками, и неожиданно застает там опасных свидетелей, к одному из которых вдобавок он испытывает и жгучую профессиональную ревность. Бедолага Алферов! А я… я трижды успел пожалеть о тех многозначительных фразочках, которые отпускал вчера днем на «Морфизприборе». Они-то его больше всего и напугали!

— Бросай ствол! В комнату! Или я пришью Гаррика!

— За что?

Прозвучало идиотски, но, согласитесь, резон в таком вопросе имелся.

— Вы ведь все равно все вчера поняли! — в голосе прозвучало отчаяние. — Господи, мне пришлось из-за этого шлепнуть Михалыча, он даже ничего и не понял!

Я вспомнил дырку под подбородком старого токаря. Все верно. Только хороший знакомый может улучить момент и сунуть ствол так, чтоб вы и испугаться не успели. Одновременно в моей зрительной памяти на мгновенье возникло еще одно воспоминание, которое мне не удалось сразу квалифицировать. Потому что меня обожгла другая мысль: ладно, можно допустить, что Василиваныч просто сбрендил от страха, но зачем же ему было начинать заваруху, убивать Шамиля? Какой риск, это помимо нравственного момента!

— А почто ты меня работы лишил, а? — спросил я его, чтобы хоть как-то потянуть время.

Зря я не перекатился! Новый выстрел, пуля застряла где-то в кровати, у меня перед лицом забавным фонтанчиком взметнулись пружины. Забавным… мое любимое слово… Однако какой выстрел у Василиваныча? Третий? Четвертый?

От этого многое зависело. Наверняка у него был РЖ или «Агент-35 дробь» из тех, в приобретении которых я невольно помог всем своим приятелям в то время, когда фи-гачил статью для «Адамова яблока»… Значит, пять патронов в барабане. А такие игрушки — не «магнум», по одной пульке в барабан добавлять не станешь. Значит, еще один-два выстрела, и Василиванычу придется…

— Ты жив?

Это вопрос! Я ответил на него как мог решительней:

— Падло! Прекрати палить!

… еще один или два выстрела, и Василиванычу придется вынимать барабан, перезаряжать…

— Ты, сука, не думай! — срывающимся голосом предупредил он меня. — У Настень ки наготове пушка твоего кореша, так что перестань выстрелы считать!

Экстрасенс! Чумак, Чубайс и Кашпировс-кий, блин! Скорчившись за спинкой кровати, но выставив ствол к двери комнаты, я лежал и тихо матерился. Покажись он в дверном проеме, пристрелил бы подонка, точно! Чей-то гнусавый голос с запозданием дня на два, на три начал свою нудную проповедь: «… психологическая мотивация очевидна: болезненное самолюбие, перешедшее в манию, зависть к более талантливому Гаррику, желание наконец-то выбиться из посредственностей, получив свою сенсацию… Как гласит древняя заповедь, если у тебя нет сенсации, сделай ее сам!»

Я не сразу понял, что этот гнусавый голос принадлежал моему заднему уму, которым мы все сильны. И чтобы хоть как-то растянуть ватное время, повторил свой меркантильный вопрос:

— Так почто ты меня работы лишил, а, Василиваныч?

И не забыл перекатиться. Он не выстрелил. Его прорвало:

— Он же бандит! Бандитом был! Я не виноват, что его до меня никто не пришил!

А- если б не вы, тогда вообще бойня могла бы славная завариться! Они бы съели друг друга, волки! Южане и «Астратур»!

— Не выйдет теперь! Зря Михалыча грохнул, чудило!

— А что мне было делать! Не дергайся! Что было делать?! А?! Он бы рассказал вам, что я у него растачивал свою пушку под боевой?! А он и рассказал, наверное! А зачем мне нужно, чтоб вы с Гарриком про меня в газете написали?! Даже милицейские догадались бы, откуда у меня те подробности, которых они не разглашали!