Причёсывая жирафу

- Я - флик, - сказал я. - И булимик - тоже. Нас поместили в твой бордель, чтобы наблюдать за ним.

Барнаби начал подозрительно двигать руку в направлении ящика комода.

- Не двигайся, или я тебя съем! - угрожающе проговорил Беру.

Испуганный Барнаби остался недвижим, как литр арахисового масла, забытый на морозе Поль-Эмиль-Коктором.

- Послушайте, - прошептал Барнаби, - я клянусь вам жизнью Лолиты, что тут какое-то недоразумение. Я не торговал наркотиками. О! Совсем нет!

- Значит, ты делаешь инструменты из платины и золота только потому, что ты меломан?

Бедный Зебра засопел и оторвал кусок чего-то под штанами пижамы. Он с грустью посмотрел на это. Я не знаю, что это такое, но оно было рыжим и в завитушках.

- Послушайте, - сказал он, - эти инструменты - сбережения всей моей жизни.

Я посмотрел на него. Его голос был трогательно убеждающим. Это могло быть правдой: у него очень порядочный вид, у папаши Барнаби. Внезапно, с той неожиданной внешностью, которая составляет часть шарма (другая часть была той причиной, из-за которой ваша жена звонила мне в тот день, когда вы отсутствовали), я снова стал сожалеть о той ссадине, которая краснела в углу его рта.

- Ваши сбережения?

- Да. Мы, люди цирка, неплохо зарабатываем, но не доверяем деньги банку: знаете, разное бывает. Но ведь невозможно таскать крупные суммы с собой. Тогда я нашел такой выход, который позволил хранить мне у себя все свое состояние, не рискуя, что меня могут потрясти. Ты понимаешь, сынок?

Его добрые глаза сенбернара (похожие также и на глаза Беру, это верно) убедительно смотрели на меня.

- Когда ты мне заявил, что легавые... О, простите, - исправился он, я хотел сказать флики, должны будут произвести обыск, я побоялся, как бы они, увидев инструменты, не обнаружили бы, в чем дело. Тогда спрятал их у своего двоюродного брата, у которого есть в городе лавка. - Он вздохнул.

- А каким образом ты это обнаружил?

- Это ведь моя работа полицейского. Знаете, Барнаби, банки гораздо надежнее, чем вы думаете, у них есть бронированные шкафы, в которых ваши драгоценности будут находиться в большей безопасности.

Я бросил кларнет на кровать.

Барнаби быстро оправился от пережитого. Он сразу же схватил меня за отвороты пиджака.

- Вы говорите, что вы из полиции. Я хочу видеть доказательства.

- Нет ничего проще, - ответил я, - поднося руку к карману, чтобы вынуть оттуда удостоверение.

Проклятье! Его у меня не было! Оно исчезло!

Я решил, что потерял его во время ночных драк.

- Беру, - обратился я к нему, - я потерял свое удостоверение. Будь добр, покажи папаше Барнаби свое.

Его Благородие поднес руку к карману и не замедлил сделать такую же гримасу, что и я.

- Я тоже потерял его! - проблеял он.

- Тут что-то нечисто, - вмешалась Лолита. - Будь осторожен, дорогой, они хотят тебя надуть.

- Вместо того, чтобы оскорблять полицию, - сказал я, - вы бы лучше отправились и забрали бы свой оркестр, пока он цел. Около лавки образовалась паника, и соседи могут спокойно взять золотой саксофон, так же, как и окорок ветчины.

Пара, почти голая, я могу подтвердить это, устремилась к "кадиллаку", стоящему перед их фургоном.

Раз мы в Италии, я могу сказать, что подумал. Это богатство при свете луны имело что-то в себе дантевское.

12

- Как по-твоему, - спросил Толстяк, - он искренен или нет?

- Йес, месье. Вещи сделаны из металла, и больше по звуку, чем по цвету определяется состав металла.

- Исчезновение моих бумаг меня беспокоит, - вздохнул Толстяк. - У меня в бумажнике, кроме полицейского удостоверения и сотни тысяч лир, была фотография Берты и мое разрешение на рыбную ловлю в этом году. Очень плохо, что все пропало.

Я зашатался.

- А ты не находишь странным, что мы оба потеряли свои бумаги?

- Да, - ответил он, - это пахнет черной магией.

Я окаменел.

- Что это с тобой такое? - удивился Толстяк. - У тебя вид как у лошади, намеревающейся переступить загадочную черту.

- Действительно, это магия, но не черная. Мы не теряли наших бумаг, Беру. У нас их просто украли. И украли с необыкновенной ловкостью. Соображаешь?

- Черт побери! - воскликнул мой коллега (который был хоровым мальчиком, прежде чем стать отвратительным взрослым), - это Пивуникони!

- После того, как он за все время путешествия не обращал на нас внимания, он вдруг пригласил нас выпить у него пуншу, и это среди ночи! Это очень странно. Он был удивлен нашими энергичными действиями и захотел узнать, кто мы такие. И в тот момент, когда он подавал нам стаканы с пуншем, он облегчил наши карманы.

Я ничего больше не сказал. Мы побежали по просыпающемуся лагерю к фургону престижератора. Плохо выспавшиеся служащие конюшни уже работали, таская мешки с овсом и сеном.

За меньшее время, чем нужно китайцу, чтобы превратиться в корейца, мы оказались на пороге жилища мага.

Дверь тихонько колыхалась от ветра, и помещение было пусто... Не было ни Пивуникони, ни мисс Лолы! Никаких чемоданов, да и вообще почти ничего не осталось.

- Беги за машиной, Толстяк, и как можно скорей!