Причина его одержимости

Я открываю рот, чтобы возмутиться, и тут происходит нечто, полностью меня дезориентирующее. Кир проникает пальцами между моих приоткрытых губ. Один толчок, второй, третий, погружаясь с каждым разом все глубже во влажный жар. И это все – оно будто не со мной, понимаете? Бывает же так во сне, когда ты в ужасе просыпаешься и не можешь пошевелиться. Вот и сейчас я чувствую нечто подобное. Сопляк беззастенчиво трахает мой рот, а все, что я могу – просто во все глаза на него палиться.

– Анечка, гарантирую, тебе так понравится, что ты еще течной сучкой будешь скулить, выпрашивая добавки.

Моя челюсть падает ниже от такой самоуверенности. А глаза обжигает соль от того, что в его словах может иметься какой-то смысл, учитывая то, как предательски быстро намокают мои трусики. Боже мой! Какого черта?! Что себе позволяет этот сопляк? А я?! Злые мысли понемногу приводят в чувство. Я выталкиваю языком его пальцы, готовая откусить их, к чертям, если он сию секунду не прекратит, но, к счастью, ничего подобного делать мне не приходится – Кирилл послушно убирает руку, но только для того, чтобы в ту же секунду впиться в мой рот своим.

В этом поцелуе всего в избытке. Его шелкового языка, странного аромата, который мне то ли претит ужасно, то ли нравится просто донельзя, и его слюны. Потому как это реально, противоестественно влажно. Пошло. Неправильно. Это вообще за гранью!

– Прекрати! – отворачиваюсь, вжавшись ладонями в его каменно-твердую грудь. Мы оба дышим, будто хроны-астматики. Боже мой! – К-как ты смеешь? Я что – кукла?

– Ты моя женщина, Аня. Я ведь уже сказал.

– Я не твоя! – ору. – Да что же это такое?! Кир! Ты хоть понимаешь, как это выглядит? Что ты требуешь?! Я твоя мачеха.

– Давным-давно нет. Знаешь, сколько я о тебе мечтал? Ты даже представить себе не можешь.

Стою, хлопаю глазами, как идиотка. У меня просто нет слов. Да и что тут скажешь? Человек не знает слова «нет». Мне известно о его навязчивых состояниях. Может, зацикленность на мне – это та же компульсия? Нереальность навязчивых мыслей и действий как раз и есть первый признак невроза. Я могу костьми лечь, но он от своего не отступит. От ощущения окончательной потери контроля над собственной жизнью меня начинает трясти. Как так? Какого черта? Почему это происходит со мной?

– Зачем это все?

– Я хочу тебя себе, Аня.

Так мог бы ответить ровесник Ариши, отнимая понравившуюся машинку у друга. Это тоже его особенность – в одних случаях Кир ведет себя не по годам взросло, в других – как сущий ребенок.

– А я не хочу быть с тобой.

– А с кем хочешь? С тем толстопузым хмырем, с которым ты обедала на прошлой неделе? Серьезно?

Меня бросает в холодный пот. Он как ртуть, собирается в каплю и стекает по позвоночнику вниз. Во рту пересыхает.

– Ты что, следишь за мной?

– Что он может тебе дать, а? Того, что не смог бы я?

У меня пульсирует в висках и кружится голова. Сжав ее пальцами, начинаю оглядываться в поисках сумочки.

– Я не вижу смысла продолжать этот разговор. Дай пройти.

– Нет.

– Я хочу попрощаться с дочерью!

– Нет.

– Нет?

– Я же сказал – мы с Аришей идем в комплекте. Пока тебя не было рядом, именно я был ее семьей. Нас нельзя разлучать. Она к этому не готова.

– Ты знаешь, почему меня не было рядом! – толкаю мальчишку в грудь, - Ты, мать его, знаешь!

– Да. Пожалуй. Но ведь это ты не дала мне времени, Аня. Я бы обезопасил тебя от рисков. Но ты поспешила, и вот к чему это нас привело, – как робот повторяет Кирилл.

– Господи, о чем ты?! Тебе было шестнадцать!

– Это не имеет значения. Я знал, что делаю. И сейчас знаю. Я давно взрослый.

– Взрослый?! Господи, если кто-то раздался в плечах и обзавелся растительностью на теле, это не означает, будто он вырос, – смахиваю с глаз злые слезы, прижимаю к вискам вибрирующие на кончиках пальцы.

– Спасибо, что отметила мою форму. Пришлось здорово попотеть в спортзале, чтобы тебе понравиться.

Он сошел с ума! А теперь меня с ума сводит. Никак иначе я не могу объяснить всего того, что этот мальчишка несет.

– Мне плевать, как ты выглядишь, – на эмоциях я визжу, еще немного, и перейду на гребаный ультразвук. – Ты – чудовище в любом случае. Маленькое, зарвавшееся, не знающее отказа чудовище.

– Кир не такой! – раздается от двери тихий тоненький голосок. – Он хороший, ясно?! Я люблю его.

– Ари, детка… – в ужасе гляжу на дочь. Тянусь к ней, чтобы объяснить, что она все неправильно поняла, но ей мои утешения не нужны. Она подбегает к Кириллу, закрывая от моего гнева собой, и моя рука безвольно падает вдоль тела. Кажется, я слышу треск, с которым лопается заледеневшая внутри корка. Воздуха мучительно не хватает. Я сжимаюсь, в надежде сберечь остатки.

– Не смей его обзывать!

– Тише, Ариш, ты чего? Не надо так с мамой, ладно? Мы просто не поняли друг друга.

Какой-то кошмар. Какой-то бесконечный кошмар. С которым я не знаю как справляться.

Давая мне небольшую отсрочку, в сумочке звонит телефон. Почти уверена, что это Кинчев, но отвечать не спешу. Он потребует каких-то объяснений, а я понятия не имею, как это преподнести. Я даже, как себе объяснить предложение Кирилла, не знаю.