Причина космоса

Здесь-то и заключено главное различие между взглядами Циолковского и Андреева: первый явно недооценил истинные масштабы зла во вселенной, тогда как второй понимает, что отнюдь не одними совершенными освоен и заселен космос. Вселенная Андреева поляризована, в ней действуют Провиденциальные и демонические существа, закрепившиеся в тех или иных мирах.

К числу важных прозрений Циолковского следует отнести догадку об иерархичности высших воль, хотя излагает он ее весьма запутанно: иерархия «воля совершенных» – «воля вселенной» – «Причина космоса» последней ступенькой не завершается: у этой причины в свою очередь есть причина более высокого порядка и т. д., но человеческий ум может судить о свойствах только первой причины. Правда, сам Циолковский видит в подобной «дурной бесконечности» причин опасность: «Так мы никогда не кончим». В «Розе мира» между волей Божией и человеческой также выстроена целая иерархия воль: это и святые, обретшие в посмертии определенное могущество, и демиурги, отвечающие за метаисторию отдельных народов, и Христос, являющийся в этой концепции Планетарным Логосом Земли, и демиурги более высоких рангов (галактик и т. д.). Сколько всего ступеней в этой иерархии, Андреев не сообщает, но, очевидно, ее в любом случае необходимо завершить Творцом вселенной (Он же – Бог, Абсолютная Воля, Причина космоса, Мировой Логос).

Кажется, определение, которое Циолковский дал Причине космоса, не должно оставлять сомнений в том, что он верил в Бога. Между тем сам он считал себя материалистом: «Я ни на миг не выхожу из идей единства (монизма) и материальности».

Совместима ли вера в Бога с материализмом? Ленин определил материю как объективную реальность, данную нам в ощущении. Объективная реальность – это все, что существует, и если Бог и мистическая «вторая реальность» запредельных, параллельных миров существуют, то и они охватываются понятием «материя». И можно ли сомневаться, что духовидцам вторая реальность была дана в ощущении, а многие верующие люди ощущают живое присутствие Бога? В такой трактовке все сущее материально, и это монистическое воззрение снимает противопоставление материи и сознания. Ценность монизма прекрасно понимал и Циолковский, сделавший его центром своей философской доктрины.

Работа «Монизм вселенной» не носит эниологического характера и потому в данный сборник не включена, но ее основные идеи, даже в усовершенствованном виде, читатель найдет в публикуемой «Научной этике». Специфика монизма Циолковского заключена в панпсихистской идее «атома» как живого существа – элементарного и бессмертного. Поскольку все состоит из таких живых, ощущающих атомов, Циолковский провозглашает единство вселенной под девизом «все живо». Смерти нет, она – выдумка человеческого «эго», ведь распаду подвержен организм как временный конгломерат атомов, но не сами атомы. У каждого атома – индивидуальная судьба, после смерти организма атом пребывает в анабиозе, пока в результате планетарного или космического перемещения не станет частью другого организма, где снова возродится к активной жизни.

Константин Эдуардович зорко увидел ахиллесову пяту «обычного» материализма в его нетелеологичности, в отсутствии ответа на вопрос о смысле жизни, в неспособности указать оптимистическую перспективу. Утешения же, даваемые традиционными религиями, он отвергал как научно необоснованные; отказывался он принять и базисную религиозную посылку об «этом» и «том свете», ибо она, по его мнению, вела к ненавистному для него дуалистическому рассечению бытия. Циолковскому казалось, что именно его версия материализма, основанная на мысли о бессмертии атома, должна вселять в человека оптимизм, телеологически ориентированный на перспективу космической эволюции.

Осознает Циолковский и то, что утверждение о бессмертии и неуничтожимости физических атомов противоречит его же гипотезе об эволюционных циклах вселенной, о бесконечных стадиях усложнения вещества. В «Научной этике» на роль бессмертного «первобытного гражданина вселенной» Циолковский выдвигает «атом эфира», не замечая, что к этому паллиативу можно предъявить те же претензии, что и к физическому атому. Конечно, «Научная этика» – наиболее зрелое произведение Циолковского, где он попытался объединить и состыковать многие элементы своей философии. Но он и сам чувствует, что швы кое-где еще заметны, и потому, когда он говорит «мы воплощаемся», «мы будем воплощаться», его понимание «атома эфира» двоится, и в атоме начинают проглядывать свойства личности, неделимой духовной единицы – того, что Лейбниц и Д.Андреев называют монадой.