Мы с Уэсли разговаривали мало и постоянно оглядывали толпу, держа перед собой раскрытые газеты, прямо как пресловутые шпионы или беглецы. Я видела, что он обращает особое внимание на выходцев с Ближнего Востока, я же больше остерегалась людей, которые выглядят так, как мы, потому что вспомнила Джоэла Хэнда в тот день, когда столкнулась с ним в суде и нашла его привлекательным и благовоспитанным. Если бы сейчас он сидел рядом со мной и я не знала его, то подумала бы, что он гораздо лучше вписывается в атмосферу аэропорта, чем мы.
— Ну, ты как? — Уэсли опустил газету.
— Не знаю. — Я волновалась. — Так скажи мне: мы одни или твой друг все еще здесь?
Его глаза улыбнулись.
— Не вижу тут ничего смешного.
— Стало быть, ты думала, что секретная служба может быть где-то поблизости. Или, например, тайные агенты.
— Ясно. Догадываюсь, что тот мужчина в костюме, который привел нас сюда, из спецслужб «Бритиш эйруэйз».
— Позволь, я отвечу на твой вопрос так: если мы и не одни, Кей, я тебе этого все равно не скажу.
Мы еще с минуту смотрели друг на друга. Мы никогда не ездили вместе за границу, и сейчас время было не самое подходящее, чтобы начинать совместные путешествия. Он был в синем костюме, очень темном, почти черном, своей обычной белой рубашке и строгом галстуке. Я оделась с таким же тщанием и строгостью, и к тому же мы оба были в очках. Я подумала, что мы похожи на партнеров какой-нибудь юридической фирмы, и, разглядывая других женщин в зале, я в какой-то момент поняла, что сама никак не тяну на образ чьей-нибудь жены.
Зашуршав бумагой, он сложил «Лондон таймс» и взглянул на часы.
— Думаю, это касается нас. — Диктор снова объявил посадку на самолет, вылетающий рейсом № 2.
«Конкорд» вмещал сотню пассажиров в двух салонах по два сиденья с каждой стороны прохода. Внутренний декор — приглушенный серый ковер и кожа, а иллюминаторы слишком маленькие, в них много не увидишь. Стюардессы — безупречно вежливые англичанки, и если они и знали, что мы из ФБР, ВМС или даже ЦРУ, то никоим образом этого не показывали. Казалось, их волновало лишь то, что мы будем пить. Я заказала виски.
— Не рановато ли, а? — спросил Уэсли.
— Для Лондона — нет, — возразила я. — Там на пять часов позже.
— Спасибо. Я переведу часы, — сухо отозвался он, словно никогда в жизни никуда не летал, и, повернувшись к стюардессе, добавил: — Думаю, я выпью пива.
— Ну, теперь, когда мы в подходящей часовой зоне, пить легче, — заметила я, не сумев скрыть сарказма.
Он повернулся ко мне и заглянул в глаза.
— Ты, что, злишься?
— Вот потому ты и профайлер, что можешь определять подобные вещи.
Он украдкой огляделся, но мы сидели за перегородкой, через проход никого не было, и мне было практически плевать на тех, кто сидит позади нас.
— Мы можем поговорить разумно? — тихо спросил Уэсли.
— Трудно быть разумной, Бентон, если ты всегда говоришь постфактум.
— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Думаю, что потерялась какая-то связующая фраза.
Я не преминула восполнить этот пробел.
— Все, кроме меня, знали о том, что ты разъехался с женой. Люси рассказала мне, потому что услышала об этом от других агентов. Мне бы хотелось хоть раз в жизни принимать участие в наших отношениях.
— Господи, было бы с чего так расстраиваться.
— Полагаешь, не с чего?
— Я не сказал тебе, потому что не хотел, чтоб ты влияла на меня, — проворчал он.
Мы разговаривали тихими голосами, чуть наклонившись вперед, и наши плечи соприкасались. Несмотря на мрачные обстоятельства, я остро ощущала каждое его движение, каждое прикосновение ко мне. Я улавливала запах шерстяного пиджака и его любимого одеколона.
— Любое решение относительно моего брака не может тебя касаться, — продолжил он, когда принесли наши напитки. — Думаю, ты это понимаешь.
Мой организм оказался непривычным к виски в такой час, и результат не заставил себя ждать. Я сразу же как-то расслабилась, а во время взлета, пока самолет, отклонившись назад и сотрясаясь, с ревом взмывал в воздух, закрыла глаза. С этой минуты мир внизу стал не более чем расплывчатым пейзажем, даже если в иллюминатор и можно было что-то рассмотреть. Шум двигателей был таким громким, что, ведя наш непринужденный разговор, мы вынуждены были продолжать сидеть очень близко друг к другу.
— Я знаю, какие чувства испытываю к тебе, — говорил Уэсли. — Знаю уже давно.
— Ты не имеешь права, — сказала я. — Никогда не имел права.
— А как насчет тебя? Ты имела право поступить так, как поступила, Кей? Или это касается только меня одного?
— По крайней мере, я не замужем и ни с кем не встречаюсь. Но нет, я все равно не должна была так поступать.
Он все еще пил пиво, и ни меня, ни его не интересовали канапе и икра, которые, как я подозревала, были первым заходом в длинной гастрономической игре. Мы какое-то время помолчали, листая глянцевые и профессиональные журналы, как делали почти все в нашем салоне. Я заметила, что пассажиры «Конкорда» почти не разговаривают друг с другом, и решила, что быть богатым, знаменитым и родовитым, должно быть, довольно скучно.