Причина успеха

Книга была у меня в сумке. Полное собрание сочинений в кожаном переплете. Но я не хотела вручать подарок здесь. Меня тронула за руку какая-то африканка. Она протянула мне сверток ткани и показала пальцем на Надю, похлопав себя по бедрам, потом дотронулась пальцем до рта – жест, означающий голод и бедность. Я развернула сверток. Это было платье. Женщина снова встревоженно посмотрела на Надю и сказала что-то на кефти. Я ничего не поняла. Мухаммед расхохотался.

– Она думает, что Надя очень бедная, раз носит одежду из шкур животных, едва прикрывающую тело. Хочет подарить ей это платье. Это ее лучшее платье. Она говорит, что если Надя придет к ней домой, то она ее накормит.

Он что-то сказал женщине. Она выслушала и тоже начала хохотать, громко ухать, хлопать себя по лбу и хвататься за живот, согнувшись пополам. Она поделилась веселой историей со всеми стоявшими рядом, и те тоже схватились за животы.

– Я сказал ей, что Надя очень богата, а богатые женщины с Запада любят одеваться как беженки.

Наверное, Надя думает, что африканки одеваются именно так, – сказал Мухаммед.

– Очень смешно, – сказал О'Рурк. – Но я остаюсь при своем: ноги этой женщины не будет в больнице.

Он нагнал процессию и зашагал рядом с Абдулом Джербилом. Я слышала, как он сердито говорит что-то на кефти.

– Биррра белли бра. Виббит.

– Донгола фнирра.

– Синабат. Фнаррабут. Воп.

Женщина из журнала “Хей!” начала нервничать из-за освещения. Из-за облаков солнца не было видно, но через час должно было стемнеть. Когда мы подошли к больнице, я увидела, что рядом с моим джипом припаркован еще один. Я взмолилась, чтобы это был Генри, а не кто-нибудь из “Звездного десанта”. О'Рурк и Абдул Джербил все еще горячо спорили на кефти у входа в больницу.

– Ребята, больше ждать нельзя. Я теряю свет, – сказала женщина-фотограф, прорываясь вперед. – Шари, подойди сюда, детка. Припудри ее.

Надя, Майк, фотограф и визажистка направлялись ко входу в больницу. О'Рурк и Джербил спорили и не видели их. Я бросилась вперед и попыталась остановить их.

– Майки! Что она здесь делает? – Увидев Кейт Форчун, Надя сбилась на американский акцент.

На низкой деревянной кровати у самого входа в больницу сидела Кейт в тюрбане персикового цвета. В каждой руке она держала по умственно отсталому ребенку. Фотограф из “Ньюс”, лежа на полу, смотрел в объектив. Мать третьего ребенка держала его под немыслимым углом, прямо над коленями Кейт.

– Можешь чуть подвинуться, радость? – обратился фотограф к матери. – Повыше, повыше. Нет, так слишком высоко. Ровно в середину.

– Вон отсюда.

Все замолкли. Пациенты, Джейн, Линда, Кейт Форчун, Надя Симпсон, оба фотографа и визажист-ка Шари уставились на О'Рурка, раскрыв рты.

– Вон отсюда. Все. Сейчас же убирайтесь.

– Эй, друг, послушай, у нас эксклюзивное... – начал было фотограф из “Ньюс”, пытаясь подняться на ноги.

О'Рурк наклонился, взял его за воротник рубашки и швырнул к выходу. Потом повернулся лицом к остальным.

– Вы все слышали, – сказал он. – Убирайтесь.

– Но... – сказала фотограф из “Хей!”.

– Майки... – захныкала Надя.

– Мои пациенты, – проревел О'Рурк, – не модные аксессуары. Убирайтесь! Все вон отсюда.

Нарушители обиженно вышли. Кейт Форчун передала младенцев матерям и побежала к выходу, поправляя тюрбан.

Взбешенных звезд удалось успокоить – более или менее. Мы убелили Абдула Джербила, что в Вад-Деназене дела обстоят намного хуже. Узнав, что где-то неподалеку ее народ все-таки голодает, Надя развеселилась и согласилась уехать. Кейт и ее фотограф вернулись в поселение. Было уже темно. Лягушки на реке, как всегда, отчаянно громко заквакали. В некоторых хижинах еще горел свет, но большинство беженцев уже спали.

– Я, пожалуй, тоже вернусь, – сказала я О'Рурку. Часы показывали почти семь.

– Ты очень устала, – сказал О'Рурк. – Почему бы тебе немного не побыть здесь? Посидишь с Мухаммедом. Расслабишься.

– Потому что мне нужно всё организовать. Нужно найти всем место для ночлега, помочь расположиться.

– Генри обо всем позаботится. У нас полно свободных кроватей.

– Но нужно проследить за ужином, душевыми. У меня еще бог знает сколько дел.

– Побереги силы. Тебе еще нужно следить за тем, чтобы твои звезды не вышли за рамки разумного. Я съезжу в поселение и скажу, что у тебя дела в больнице.

И я сидела в хижине у Мухаммеда. Здесь было так спокойно! Он вскипятил чайник на углях, зажег благовония. Повсюду мерцали лампы. Я подарила ему книгу. Он очень обрадовался. Заходили знакомые и садились к огню.

Пришел Либен Али. Он улыбнулся, кивнул и взял меня за руку, но его глаза ничего не выражали, они были мертвы. Я привезла ему пару кроссовок. Казалось, он доволен. Все беженцы мечтали о кроссовках. Но, сделав подарок, я почувствовала себя гадко – ведь единственное, что имело смысл в его жизни, утеряно без возврата.