Характерно высказывание на данную тему одного из глубоких естествоиспытателей, антидарвиниста и создателя научной эмбриологии Карла Бэра. В 1860 году в речи на открытии Русского энтомологического общества с характерным названием “Какой взгляд на живую природу правильный и как применять этот взгляд к энтомологии” он говорил: “Внутренняя жизнь человека или животного может в данное пространство времени протекать скорее или медленнее, и что эта-то внутренняя жизнь есть основная мера, которою мы измеряем время при созерцании природы”. (Бэр, 1861, с. 16). Здесь слышатся отголоски, и, вероятно, неслучайно, кантовского учения о неразрывности и доопытности времени и познавательной способности человека. Бэр был одним из немногих, кто сохранял дух учения Ньютона и Канта об абсолютном времени. Большинство же в кантовские категории и в ньютоновский “абсолют” вкладывали сниженный по сравнению с их учениями усредненный, механический смысл.
Но все же связь человека и понятий времени с пространством укреплялась с развитием наук о Земле тем, что они увязывали биологию и геологию в единый поток. Недаром Дарвин, оказавший такое огромное воздействие на умы людей той эпохи, был одновременно и органично геологом и биологом, как и большинство из тех, кого мы называем старинным словом “натуралист”. В “геологических” главах” своего сенсационного труда он писал: “Мне трудно представить читателю, не занимающемуся практической геологией, факты, позволяющие дать хотя бы слабое представление о продолжительности минувшего времени”. (Дарвин, 1936 , с 516). И далее: “Хотя каждая формация может обозначать собой весьма длинный ряд лет, но каждая из них, вероятно, коротка сравнительно с периодом времени, необходимым для изменения одного вида в другой”.( Дарвин, 1936, с. 525).
Таким образом, нашлось поле согласия, где эволюционисты и антиэволюционисты могли договориться и согласиться, а именно на идее о глубине земной истории и о связности времени с живой природой. Планета Земля получила то, чего раньше не имела, а именно – “человеческое измерение”. Земля, как и каждый человек в своей обычной жизни, трудами натуралистов приобрела главный временной признак – возраст, направление из прошлого в будущее и представление о некоей необратимости состояния, о невозвратности прошлого, несмотря на цикличность всех отдельных процессов. Наука девятнадцатого века начала формировать наиболее трудное из всех временных понятий – необратимость. На всем протяжении его то затихая, то усиливаясь, вращалась в умах одна и та же проблема: как одни и те же геологические процессы, одни и те же камни, песок, вода, лед, минералы, число которых все же не пугающе много, всего 3 с половиной тысяч, как они складывали в геологическом прошлом совершенно разные, непохожие комплексы формаций?
Поэтому для наиболее глубоких умов той поры связанность геологии и биологии имела огромное будущее. Пока еще обычное привычное позитивистское к тому времени сознание ученых при сопоставлении этих двух явлений отдавало пальму первенства безжизненным структурам. В общем мнении Земля как огромное небесное тело есть явление первичное. В порядке шестидневного творения, который каждый воспринимал в нежном возрасте, сначала появлялась твердь, а затем уж на ней – твари земные. Основная масса ученых перешла на эволюционную платформу, стала мыслить о гигантской, а не шестидневной истории, но вот порядок происхождения, растянувшийся теперь не на дни, как в Библии, и не на эпохи, как у Бюффона, а на миллионы лет, остался тем же. Исключили творящее существо, все объяснялось естественными причинами, но неизменным оставалась последовательность творения. Земля явилась вначале, а потом возникла на ней жизнь. Только стало считаться, что вместо творческого руководства Всевышнего живые организмы возникли естественным образом, сами собой в соответствии с законами природы. И если пока в дарвиновской теории законы эти не очень хорошо обоснованы, не беда, с развитием науки обоснуются. Есть принципы: изменчивость, отбор, дивергенция признаков, закрепление изменений, они обеспечивают прогрессивное восхождение видов от примитивных к более совершенным. Поиски наугад, в случайном порядке в силу их бесконечных проб и ошибок все равно ведут по восходящей линии. Вот чего-чего, а уж времени для того хватает, как оказалось.
Однако почему-то в рассуждениях о времени у нас несколько в стороне осталось понятие пространства. Оно кажется проще, в сознании большинства прочно связывается с устойчивым веществом вокруг нас. И все же в развитии биологии наступил тот момент, о котором предупреждал еще Кант, когда одна из главных загадок пространства встанет во весь рост. И такой период наступил с открытиями Луи Пастера.
Пока же следует остановиться на понимании пространства, которое выработало описательное естествознание девятнадцатого века.
Глава 9
ОТКРЫТИЕ ПАСТЕРА