Причудливые виражи

Знал он чего, или не знал — не суть важно. Слух о том, что Ника — девчонка Скобы облетела район, больше к ней никто не клеился. У Егорки была репутация жигана, хотя на самом деле он был обыкновенным подростком. В его отряде никто не курил и не выражался: не любил он сквернословов. А отпор дать мог кому угодно. В те времена все районы между собой как бы враждовали, время от времени устраивали потасовки, иногда с кровью, но это была лишь игра в доминирование. У уличных драк были суровые правила, которые никто не нарушал.

— Добился, да, всех женихов разогнал, и сам от меня бегаешь! Боишься что ли?

— Вот ещё! Подрастёшь — поймёшь.

— Когда я подрасту, когда! Мне сейчас целоваться хочется, а не потом.

— Ничего интересного в этом нет, — со знанием дела утверждал Егорка, хотя представления не имел, о чём говорил. Хитрить и отчаянно врать он умел мастерски.

Непонятно почему, но Ника ему поверила, однако неясное томление и интерес к мальчишкам не исчезли. Её то и дело накрывало неясное волнение при общении с мальчишками.

Егорка тоже будоражил сознание. От серьёзного разговора с ним отвращал лишь тот факт, что они друзья.

Скобелев всегда был рядом, но изображал полное равнодушие.

Странная игра продолжалась до того дня, как Егорку призвали служить в армию.

На проводах Ника сидела справа от друга.

Он так и не определился, не сказал ни слова, но перед самой отправкой, в военкомате, поцеловал Веронику взасос, — чтобы не забывала. Пиши, если что. Обидят — накажу, ты меня знаешь.

Ника прижалась к нему, в глазах блестели слёзы. Она ждала, хотела услышать от него…

Впрочем, нечего говорить о том, чего не случилось.

Стоило Егорке уехать, как к ней потянулись потенциальные женихи.

Была ли любовь, не было ли — через три месяца после проводов Ника вышла замуж.

Свадьба была шумная, весёлая. Федька Баженов, именно он был когда-то первым кавалером Вероники, был обаятельным, симпатичным, чувственным. Девочка влюбилась в него сходу, видно не в шутку бродили в ней буйные интимные соки. Потому и времени на решение жить вместе потребовалось мало.

Как быстро сошлись молодожёны, с той же приблизительно скоростью поняли, что поторопились.

Федька оказался лентяем, приспособленцем, и страстным любителем ярких интимных ощущений. То, что он умел красиво ухаживать, велеречиво говорить и талантливо уговаривать, не смогло удержать его возле юбки молодой жены. Юный супруг желал отведать от щедрот каждой девчонки, которая активно реагировала на его лучезарную улыбку.

Вероника простила мужа один раз, другой, на третий выставила его из комнаты, которую освободили для молодых родители, поселившиеся на строящейся даче.

Чуть больше года Ника жила одна. Время от времени писала Егорке, не утаила, ни свадьбу, ни развод.

Скобелев метал громы и молнии, едва не сорвался в самоволку, чтобы проучить негодяя. Насилу уговорили его товарищи по оружию не делать глупостей.

За полгода до его демобилизации Вероника опять влюбилась. История со скоропалительным браком ничему её не научила. Следующая свадьба не была столь же огненной, но была.

Муж поселился в ту же комнату, где жила и родилась Ника.

Этот брак был более стабильным, более щедрым на события и радости, но тоже оказался пресным.

Иван был заботлив, предупредителен, нежен, прилично зарабатывал. Первое время.

Вроде бы, не за что его упрекать, кроме бытовой лени и равнодушия.

Муж приходил с работы, молчком съедал ужин и бежал во двор, в клуб по интересам, где собирались мужики и их юные последователи со всего двора.

Там шла игра на интерес сразу по нескольким направлениям — домино, шахматы и карты. Играли по мелочи, но долги не прощали.

Со стороны брак выглядел если не идеальным, то весьма удачным. Получить квартиру ни ему, ни ей, не светило, но в комнате было всё, необходимое для жизни.

Радости обладание телевизором, проигрывателем и холодильником не добавляло, но некая гордость была — не всем так везёт.

Домой Иван приходил часов в одиннадцать, когда всех соперников едва ли не пинками загоняли по домам, обмывался в тазике и жестами приглашал супругу на обязательное рандеву.

Целоваться он не любил, а к близости подходил основательно, — ну что ж, приступим, — неизменно произносил он, и взгрызался в податливое лоно без промедления, задирая Нике ноги до самой головы.

— Ты бы осторожнее, что ли, я ведь не резиновая, чтобы меня так загибать.

— Твоё дело бабское — серёдку в чистоте блюсти, и верность, боле ничего не требуется.

— Отвечаешь за свои слова, касатик?

— Всенепременно.

— Раз кроме этого тебе ничего больше не надобно, готовить, стирать и прибираться с завтрашнего дня будешь ты.

— Цыц, чего это ты раскудахталась, всю обедню испортила. Теперь не засну.

— Так и я тоже. Спину потянул, лешак. Ты бы хоть поцеловал для начала, желание во мне разбудил, потом бы лез по поводу супружеских обязанностей.

— Вам только дай волю, сразу налево побежите. Я ведь тебя уже дёржаную взял. Ценить надобно.

Вероника ценила. У её подруг дела обстояли куда хуже. Кого-то били смертным боем, от кого-то гуляли напропалую, другие трезвыми мужей никогда не видели.