Причудливые виражи

Рабочий посёлок — здесь все так живут.

Жили не хуже других, а Ника затосковала. Раньше хоть Егорке могла пожаловаться, теперь опасалась. Лютый он, Скоба, если что — не спустит. А жить с кем тогда? В посёлке мужиков много, а одиноких баб по пальцам можно пересчитать, но все женихи бедовые.

Разведёнке прохода не дадут, совращать будут. Сама не дашь — могут силой взять. Ничего не боятся.

Стирать и готовить Иван не стал, но голову включил, понял, что баба — это не только ценный мех между ног, но и бесплатная служанка. Впредь спрашивал, — тебя сегодня, как оприходовать, руководи.

— Нежно, — отвечала Ника, — с поцелуев неплохо бы начать.

— Как скажешь, родная, — ответствовал супруг, и приступал к ответственной процедуре осторожно, как во время медового месяца, когда с ума сходил от самого процесса.

Так вышло, что она у Ивана была первая.

Позже Вероника много раз думала — “отчего так-то, вроде мужчинка видный, а ему до двадцати пяти лет никто не подмахнул. Странно это“, а подумав, понимала, — “не орёл. Это он со мной такой смелый, потому как сама его на себя положила. У Федьки куда лучше получалось. А с ним… там он, или мимо куда тычет — бес его знает. Ладно, хоть плохонький, да мой”.

Егорка из армии вернулся злющий. С Вероникой здоровался через зубы, почти не разговаривал.

— Чего щеришься-то, Скоба, мог бы сам меня сосватать. Чего теперь-то! Муж у меня. Законный.

— Закопаю сволоту!

— И меня заодно. Сам знаешь — мне без мужика прохода не дадут.

— Не моя беда. Нашла, кому серёдку вручить. Он же телок.

— Был телок, я из него мужика сделала.

Прожил Егорка в комнате, пока паспорт не получил. И укатил — за туманом, за запахом тайги. Вроде как на квартиру зарабатывать. На самом деле от себя бежал. Три года мечтал кое в чём Нике признаться. Так и не решился.

Приехал обратно к зиме. Устроился работать на стройку, сварщиком. Месяца через три его бригадиром поставили.

Зорко Егорка следил, как Ванька над Никой измывается, жалел её, но заступаться не решался — нет больше его власти, чтобы силу показывать. Желваки на скулах играли, пальцы в кулаках от напряжения хрустели — терпел.

Что у него в голове происходила — кроме создателя никто не ведает. Что-то ломалось, рушилось, что-то на место вставало. Не просто так он приехал, признаться мечтал, что не любил никогда никого, и не полюбит, потому что однолюб.

Как-то раз припозднился на работе, план гнали к какой-то дате, обещали солидную премию. Что его заставило подойти к игрокам, не помнит. Встал в сторонке, притих, наблюдает.

Ванькин кон был. На деньги играли. Продулся Никин муж в пух и прах, но глаза горят — требует отыграться. Соперник возьми и брякни, — Никусю на кон ставь, слабо?

— А и поставлю. Что ты с ней делать-то собрался?

— Знамо чё, кукурузину в ейном источнике побултыхаю, покуда не надоест.

— А справишься?

— То не моя забота — твоя. Две зарплаты задолжал. Я твой проигрыш на кон, ты — Нику с потрохами. Хочешь — усыпляй, хочешь — договаривайся. Нет — можешь за ноги держать. На всю ночь арендую.

Егорка было прекратить хотел это безобразие, разогнать всю кодлу к чёртовой матери. Силёнок и смелости ему не занимать. Но шестерёнки в мозгу повернулись в другую сторону, — “пусть”, — решил он, — “фортуна за нас, судьбу разыграет. Это ли не причина Нике глаза открыть”.

Ванька схватку выиграл. Обрадовался, начал по второму кругу заработок спускать. Поверил вдруг в везение.

А Егорка для себя другое решение принял. Знал он, что характер у Вероники — кремень, что по своей воле не уйдёт от постылого мужа, даже если повод будет. Федьку на горячем ловила — прощала, пока не переступил красную черту.

“Семь бед — один ответ”, — продышавшись, молвил он, и направил стопы в сторону холостяцкой берлоги, но не к себе.

Двери в коммуналке никто не запирал, доверие у жильцов друг к другу было безграничное, за столько лет ни единого случая воровства или порчи имущества. Скандалы были, перепалки, но не более того. Правила общежития все соблюдали добросовестно. Такие были времена.

А дальше случилось вот что:

— Не смей ко мне подходить, — шёпотом, чтобы не возбудить любопытство соседей, заскулила Вероника, увидев решительно зашедшего в комнату Егора, который тут же развернулся и защёлкнул изнутри щеколду на двери, — я орать буду.

— Так ори, чего шепчешь-то, ори!

Ника пятилась, пока не приткнулась к стенке. Странная штука жизнь — сколько раз в воображении фантазировала она, как Егорка добивается её взаимности, а сейчас испугалась не на шутку.

Разные были фантазии, особенно во сне. И по любви Скобелев брал, и силком. Бывало, так раззадорит — мокрой в постели вскакивала, тайком бежала по коридору в ночнушке, скорее, пока никто не видит, застирать следы нечаянной страсти.

Только во сне так и бывало. Ещё с Федькой в самом начале пару раз, но не так, совсем не так, жиже, хотя тоже приятно было.

Её трясло, нервная дрожь во всём теле устроила настоящую вакханалию.

Егорка был серьёзен как никогда. По отношению к другим так не раз бывало, к ней он всегда относился бережно, нежно.