Причудливые виражи

Восторг, и чувство планирующего полёта, заставили забыть обо всём, кроме желания предельной близости. Она мечтала, чтобы это сладостное состояние продолжалось вечно.

Потом пришло отрезвление, чувство беспомощности, утраты чего-то очень важного, непонятное восприятие себя, и своего непослушного тела, смешанное с чувством ответственности, вины, и страха.

“ Что я про него знаю? Симпатичный, здоровый, во всяком случае, внешне. Не хам (пока не проявился), общительный, самостоятельный, добрый. Это всё. А характер, привычки, мысли… реакции, действия, планы на жизнь, на меня? Что, если я ему нужна только для того, чтобы… или вообще не нужна?”

Оле стало не по себе, захотелось плакать, собрать пожитки и тихо, по-английски скрыться в ночи.

“Куда? Из общежития я опрометчиво, самонадеянно, чересчур смело выписалась. Теперь точно не поселят, слишком много иногородних желающих. Что, если вдруг случится то, о чём грезила, если это приведёт к беременности, если придётся родить?”

Оле стало нестерпимо жалко наивную себя, девочку, которая заигралась во взрослую женщину.

“Какой ещё ребёночек, зачем он мне нужен, разве для этого уговаривала я Витьку жить вместе? На кой чёрт мне нужна такая обуза? Хотела как лучше, а получается непонятно что.

Может ни я, ни дети, всё, что сочинило моё больное воображение, нафиг ему не нужны. Витька чётко и ясно дал понять, что девушки и женщины могут не беспокоиться следующие десять лет.

Узнает о моих болезненных фантазиях и исчезнет навсегда, а я буду одна расхлёбывать неприятные последствия глупой выходки, вместо того, чтобы с удовольствием наслаждаться заманчивыми преимуществами обеспеченной столичной жизни. С головой дружить нужно, девочка! О чём я только думала!”

Мысли Оленьки стремительно раскручивались в другую сторону, возвращали в опостылевший родительский дом, где жизнь вообще теряла смысл, где любовь и страсть полностью утрачивали ценность, где нет места красивым мечтам о счастливом будущем.

Наивное желание вырваться из нищеты соблазнив и охмурив Витьку, такого же неприкаянного и нищего мальчишку, как сама, теперь не казалось хорошей идеей, тем более, что не смогла предусмотреть даже то, что сама способна угодить в нелепо расставленные силки.

“Похоже, заварила я эту несъедобную кашу по недомыслию. Ладно бы серьёзно влюбилась, жить без него не могла, сохла и страдала, так нет же, ничего подобного не чувствую, кроме непреодолимого желания близости. Накрутила эмоции, вызвала внутри ураган Катрина, чуть не умерла от вожделения и нахлынувшей страсти. Несерьёзно это всё, несерьёзно и глупо! Нужно заканчивать неудачный эксперимент”.

Как бы ни так! Если бы всё обстояло настолько просто: захотел — полюбил, передумал — разлюбил: включил — выключил.

Желания и мысли Оленьки рвались одновременно в противоположные стороны, не желали подчиняться рассудку, показывали, кто или что на самом деле руководит телом.

Оля приводила себе убедительные аргументы, отчаянно спорила с непокорным мозгом, посылающим интригующие сигналы, заставляющие тело поступать больше чем странно: оно требовало нежности, вынуждало действовать вопреки логике, настойчиво и властно толкало на опасную близость.

Нежданные, непредсказуемые, ненужные во вновь открывшихся обстоятельствах романтические чувства наполняли организм безумными переживаниями, толкали к духовному и физическому слиянию, которого нельзя было допустить.

Девушка не заметила, как вновь принялась грезить. Сознание всё ещё пыталось убедить не делать глупостей, забыть про соблазнительные фантазии, но сердце уже стучало в висках, заставляя быстрее перекачивать кровь, переполненную гормонами.

Оля всё ещё пыталась сопротивляться, дискутировала с внутренним собеседником, который молчал, в то время как её вновь сотрясали волны сладострастия.

“Зачем он мне? Умный, сильный, наивный москвич… ну, почти москвич, у родителей квартира имеется. Всё, никаких реальных достоинств, кроме того, что мужчина. Хочу с ним близости? Кто знает, отчего это желание посетило меня ни с того, ни с сего. Наверно от излишней свободы и любопытства ошалела”.

“Думать нужно, серьёзно думать. Со всем этим придётся жить, если пойти на поводу у гормонов. Да, с инстинктами не поспоришь. Вон как разобрало. Отдаться готова, практически первому встречному, причём сразу и даром.

Ещё немного и умолять начну, чтобы обнял и поцеловал. Сколько раз спала с братом в обнимку в одной кровати, и ничего, совсем ничего подобного не чувствовала, а тут… наваждение какое-то, психоз, припадок, помешательство”.

Оля за своей перегородкой елозила, извивалась от непомерного желания на кровати, чувствуя, как намокают трусики, как набухают и сладко ноют соски, как подступают неминуемые уже конвульсии страсти.

Она переживала, кляла себя за то, что не умеет гасить нахлынувшие эмоции, но почти готова была улечься под Витькино одеяло.

Несколько чувствительных, взрывающих сознание и тело мгновений, и наступила бурная разрядка. Кажется, она стонала. Или показалось? А ведь это лишь начало, один из первых совместно прожитых дней.