Приданое для Анжелики

На самом-то деле маклеры прекрасно осознавали, что немедленный расчет с Адрианом невозможен. Слишком уж масштабна сделка! Никто не носит в карманах столько незаполненных векселей. Поэтому расчет был отложен. Утром семье Матье еще верили на слово. Но объяснять это интенданту означало бы уронить свое достоинство. Тот обязан был признать, что его вопрос недопустим. Он это мгновенно понял, густо покраснел и, пытаясь выровнять счет, ядовито хмыкнул.

— И все-таки вы мне… — Жан-Жак замер.

Слово «солгали» было чревато последствиями. Адриан уже показал, что способен за себя постоять.

— Вы… ваш отец ведь не работал с имуществом генерального откупа?

Адриан еле заметно улыбнулся.

— Никто не знает, с кем, с чем и на каких условиях работал мой отец. Он так же, как и я, не разглашает условий сделок с партнерами ни при каких обстоятельствах.

Интендант задумался. Ему нечего было возразить. Ответы были прямыми и точными. Заказ целиком исполнен. Теперь его ждало завершение сделки и бонус, заработанный стремительно, всего за четыре часа, и весьма немалый.

— Что ж, к делу. — Он рывком поднялся из-за стола. — Если товар поступит в пределах шести часов, то к утру мои кладовщики все пересчитают и примут. Встретимся в девять. Вас устроит?

Более всего Адриана устроил бы немедленный расчет. Он не завтракал и не обедал, ему негде было переночевать, не на что поужинать, у него не было денег даже на извозчика, чтобы добраться до центра Парижа и найти отца. Но товар и впрямь следовало посчитать и принять. А главное, он не мог позволить себе такой роскоши, как нетерпение. Эта привилегия только для бедных.

— Да, — кивнул он. — Разумеется, устроит. Завтра в девять.

Аббат добрался до ассамблеи уже к вечеру, когда весь Париж знал и о падении Тюильри, и о том, что королевские швейцарцы устроили настоящую резню простого народа. Ясно, что всех, как и всегда, возмущали происки аристократов. Сперва были озвучены данные о гибели сотни повстанцев, затем число жертв возросло почти в четыре раза, но этим сообщениям не верил никто. Да и не в количестве было дело. Все говорили главное: Людовик и его аристократы начали убивать собственный народ.

Аббат присел в уголке и окинул взглядом зал. Верхние трибуны, самые важные, там, где сидели монтаньяры, буквально содрогались от негодования. Аббат еще в самом начале, когда решался вопрос, где заседать, жестко приказал занять эти трибуны любой ценой. Теперь всякий, кто сидел хотя бы чуть-чуть ниже, постоянно чувствовал себя по сравнению с этой «горой» маленьким и приниженным. Даже тщедушный Робеспьер излучал это превосходство «горы». Просто потому, что его туфли всегда были выше переносиц оппонентов.

К нему подсел один из агентов.

— Что с дофином? — поинтересовался Аббат.

— Ему назначили воспитателя.

Аббат улыбнулся. Сегодня буржуа сделали многое: ввели всеобщее избирательное право и, благодаря резне в Тюильри, даже изолировали королевскую семью. Но самым главным стало именно это событие: назначение принцу крови воспитателя из народа.

Старший сын Людовика и Марии-Антуанетты имел огромные династические права, но теперь из него можно было вырастить что угодно. Он мог стать настоящим чудовищем, подобно крысе, взращенной в бочке, на мясе слабых сородичей. Теперь европейские монархи стояли перед нелегким выбором: и далее признавать все права дофина, вне зависимости от того, что из него вырастят, или ограничить права носителя королевской крови. Вот только оба пути вели их прямиком в небытие.

— А что обсуждают сейчас? — поинтересовался Аббат.

— Введение чрезвычайной комиссии, — тихо отрапортовал агент. — Идет как по маслу.

Аббат поднялся и неспешно двинулся к выходу. Буржуа и впрямь считали себя главными держателями акций компании по имени Франция. Старые королевские законы им мешали, а чрезвычайная комиссия позволяла их обойти. Так тропа контрабандистов огибает все таможенные посты.

Передел начался!

Аббат лучше других понимал, что все чрезвычайные меры в конечном счете нужны лишь для того, чтобы сделать беззаконие законным. Это был самый быстрый способ присвоить чужое. Крупнейшие буржуа Бордо, Марселя и Нанта уже потирали руки в предчувствии новых приобретений. Они думали, что делают это для себя.

Аббат улыбнулся. Он-то и подкинул им эту заманчивую идею узаконить беззаконие. Поэтому на самом-то деле все они работали на него.

«Главное, чтобы Амбруаз Беро не слишком припоздал», — подумал он.

Падре Хуан был расстроен. Все шло не так, как ему хотелось бы. Старая шхуна стоила многократно меньше, чем ее груз — сахар. Потому хозяин этого товара Амбруаз Беро был куда более интересной добычей, нежели капитан-еретик. Но вменить Амбруазу Беро было нечего. Он вел себя тем осторожнее, чем сильнее на него давили. Этот хитрец умудрялся отвечать на вопросы следствия так деликатно и вдумчиво, что даже самые сложные, провокационные вопросы не приносили главного — улик. Заносить в протокол было нечего.