Приданое для Царевны-лягушки

– Зачем ты вообще устроил этот допрос о наркотиках? – удивился Платон.

– А чтобы ты понял суть! – повысил голос Веня. – Как мне тебе еще объяснить кайф? Сам подумай – не куришь, не пьешь, у тебя нет ни одной приличной порнушки, и вообще ничего нет на кассетах, кроме детсадовского хора девочек. У тебя даже оружия дома нет!

– Тихо! – крикнул Платон и добавил уже поспокойней: – Тихо, не будем отвлекаться на мой кайф. Значит, если я правильно понял, ты пришел в этот самый фотосалон и там встретил Царицу?

– Тогда она не была Царицей, звали ее просто Квака. У нее было древнее пианино, в комнате с подушками она забиралась на него, как настоящая жаба, клянусь, я каждый раз видел, как она затаскивает лапы с перепонками! Все, кто уже лежал в подушках, видели! Залезет, сядет, пройдет минута – и перед тобой красавица.

– Ну, еще бы, – хмыкнул Платон.

– Ты не понимаешь, Тони. У тебя есть мечта на тему женщины?

– Еще один допрос? – взвился Платон. – Нет уж, уволь. Я могу себе представить, как выглядела эта девочка ростом в метр пятьдесят и в сто килограммов веса. Сидя на пианино! После того как вы все облизали свои фотографии, да?

– Я только хотел сказать, что красота – вещь сомнительная. В ней всегда нужно сомневаться, так ведь?

Присмотревшись внимательно к племяннику, Платон заметил, что тот волнуется.

– Почему? – осторожно поинтересовался Платон, боясь вспугнуть хрупкое откровение, вдруг родившееся в их странной беседе.

– Потому что у всех – разная она. Тебе одно нравится, мне – другое. Блондинки, брюнетки, сзади, спереди. А тут – у всех одно, понимаешь?

– Все видели на пианино свой идеал женщины? Самую красивую для себя?

– Ну! – обрадовался понятливости Платона Вениамин.

– Ладно, не будем отвлекаться. Не могу представить, что ты ходил в этот фотосалон без брата, – осторожно заметил Платон.

– А вот это, Тони, меня самого удивляет. Конечно, мы ходили с Федькой. А зачем он тогда показывал журнал, говорил, что мне не нужно видеть невесту до свадьбы?

– То есть ты не знал, что Царица огня и воды – это Квака из Москвы?

– Не знал.

Платон задумался:

– И ты не заметил, что Федор врет? Вот тут в комнате, когда он показывал объявление в журнале?

– Не заметил.

– Это что же получается? – Платон отставил столик, спустил ноги и нашарил шлепанцы. – Получается, что он случайно встретил в Петербурге эту девочку или специально ее нашел, чтобы жениться?

– Одним словом – вляпался Федька, – кивнул Вениамин.

Прохаживаясь по комнате, Платон стал думать вслух.

– Насколько я знаю, этот галлюциноген не обладает свойствами привыкания. Разве что – ожог на языке. Люди обычно облизывают саму лягушку – так ощущения получаются более резкими...

– Короче, Тони. Тут такое дело выходит. Федька думает, что если он получит Кваку в жены, то и красавица, в которую она превращалась, – тоже будет его.

– Ты хочешь сказать, что эта девочка посмеет предлагать Федору наркотик в моем доме?!

– Предлагать! – фыркнул Веня. – Да он сам оближет все, к чему она прикоснется.

Платон резко остановился.

– Ты обмазал его мазью? – прошептал он. – Где эта банка?

– Не знаю, – тоже перешел на шепот Вениамин. – Найдем и выбросим?

– Да нет же! Я хочу взять немного для анализа. Как все это неприятно! – заметался Платон по спальне.

– Тони, ты отлично бегаешь, – заметил Вениамин.

– А знаешь почему? Потому что меня ужалили змеей! Эта девчонка поднесла змею к моей шее, а та меня укусила. От страха я вскочил и стал бегать!

– Змеей? – задумался Веня. – А какой она тебе после этого показалась?

– Змея?

– Нет, Квака. Она стала прекрасней всех на свете?

– Ох, Вениамин, перестань насмешничать, ладно?

– Я не насмешничаю. Я думаю – она сменила вывеску, стала колдуньей-целительницей. Может быть, она теперь кайф предлагает в виде змеиного яда.

– Нет, – заметил Платон, – она осталась по-прежнему в виде безобразной распухшей лилипутки.

– Зря ты так, Тони. Квака – это вещь!

Платон внимательно посмотрел на племянника, растянувшего рот в глупой улыбке, вздохнул и тихо спросил:

– Она что, действительно легла спать в ванне?

Вениамин только пожал плечами.

– Я хочу выпить, – объявил сам себе Платон и направился к потайному бару.

Проследив, как дядя наливает бокал красного вина, Вениамин хмыкнул.

– Это называется – выпить? Может быть, пойдем в кухню? – спросил он. – Там у Авроры есть заначка. Полбутылки водки. Я видел сам.

– А откуда Аврора знает Царицу? – встрепенулся Платон.

– Вот у нее и спросим.

С допросом Авроры ничего не получилось. С трудом растолкав ее на жестком диванчике, Платон даже попытался усадить женщину, но та прошипела ему в лицо: «Извращенец!» – и погрозила пальцем с мерзейшей ухмылкой соучастницы. Платон попытался ухватить этот палец, Аврора вдруг дернулась, надула щеки и выплеснула на него с полстакана рвоты.