Я выдохнул, развернулся, пересек коридор и вошел в тишину ее комнаты. Я не понимал, какого черта делал, когда вошел без ее разрешения, но чувствовал, что это прощание должно произойти здесь. В месте, где она так глубоко затронула меня. Свет был выключен, жалюзи натянуты, и освещение со стоянки рассеивалось по полу.
Её кровать была как после борьбы, простыни смяты, и я представил, как она прошлой ночью ворочалась, не могла уснуть, желая меня.
И я понимал, что она хотела меня. Чувствовал это по ее прикосновениям. Она хотела меня так же сильно, как я ее.
Эти простыни выглядели так чертовки манящими. Они призывали схватить их, прижать к носу, вдохнуть все, пока я не ушел.
Ага, было бы очень умно не приближаться к ее постели.
Я вытащил стул из-под ее туалетного столика и повернул к комнате. Затем осторожно сел на тяжелый, деревянный стул. Я нервничал, находясь в ее пространстве, дергал край футболки. Все здесь напоминало Эли. Комфорт. Правильность.
Один из ее альбомов с эскизами лежал на полу. Боже, я так сильно хотел знать, что хранится внутри, чтобы проникнуть в ее голову, мельком увидеть ее душу. Я мог так легко пересечь ее комнату и посмотреть, что там, но инстинктивно понимал, что бы там ни было — это личное, как и мои слова в дневнике. Я все еще находился в шоке от своего импульса, что разрешил ей слегка заглянуть в меня, оставив слова на ее подушке. Мне хотелось показать ей, что я не чувствовал радости, но все еще видел красоту. Та ночь, когда я лежал без сна, а она спала в моих объятиях, все, что я мог видеть — это красоту.
Я оторвал свое внимание от альбома, потому что уважал ее личную жизнь, и мои глаза начали разглядывать книжные полки, фотографии на ее стенах, напоминая, что это ее комната.
Если б я смог когда-нибудь все это забыть.
Волнение отдалось в моих коленях, с каждой секундой становясь все мучительней. Я не знал, что должен сказать ей, чтобы не быть трусом и исчезнуть без объяснений. Даже если прощание, убьет меня.
Я замер, когда услышал, как дверь ванной открылась.
Вот оно.
Ручка в ее комнату скрипнула, начала поворачиваться и в поле моего зрения появилась Эли, я тяжело сглотнул. Она открыла дверь. Прошла вперед, но увидев меня, сидящего в тени, отступила назад. Ее волосы были мокрыми, и очевидно, что их расчесали. Длинные, глубоко черного цвета, беспорядочные локоны прилипли к ее плечам. На ней те же крошечные розовые шорты, которые оголяли ее длинные ноги, и соответствующая майка, через которую открывался прекрасный вид на ее полную грудь.
Я мгновенно стал твердым.
Быстро вскочив, я боролся с сильным желанием сбежать или, возможно, повторить прошлую ночь.
Чертов спусковой крючок.
Дрожащей рукой я взъерошил свои волос, а Эли остановилась в дверях как вкопанная. Я не мог сказать, была ли она зла, спокойна или смущена. Обеспокоенные зеленые глаза пробежались по моему лицу, выискивая какую-нибудь подсказку.
Моя челюсть тряслась, а она просто смотрела на меня.
Какого черта я должен сказать, когда она стоит и так смотрит на меня? Ее грудь поднималась, дыхание участилось, глаза полны удивления, рот приоткрылся.
— Джаред, — наконец то, очень тихо произнесла она.
Это прозвучало как утверждение или, возможно, как вопрос.
Она удивилась, то ли тому, что я вернулся, то ли, что я сейчас здесь. О боже, я не хотел уходить.
Её взгляд смягчился, но выражение лица оставалось напряженным, подбородок поднялся, она шагнула вперед и ухватилась за дверь. Потянулась за нее, вслепую повернув замок. Маленький щелчок оглушительно прозвучал в тишине комнаты, как очевидное предупреждение, что побега сегодня не будет.
Но побег, это определенно то, что сейчас нужно.
Эли направила всю силу своего взгляда на меня, напряжение приковало меня к тяжелому деревянному стулу.
Я чувствовал себя не в своей тарелке, не мог найти слов, потому что не хотел ничего говорить. Все что я хотел — это остаться. Наклоняясь вперед, оперся локтями на ноги, и переплел пальцы, опустив голову, пока собирался с мыслями. Затем поднял лицо и посмотрел на нее.
— Эли, мне так жаль, — прошептал я.
— Ты уезжаешь, — сказала она, это не был вопрос, скорее обвинение.
Выпрямляясь, я застонал и потер ладонями лицо, бросил руки обратно на колени и посмотрел на нее.
— Что еще я могу сделать? Эли, мне так жаль. Я так чертовски сожалею. Не знаю, что нашло на меня прошлой ночью…
Это все нахлынуло на меня, слова устремились, но так и не вышли из моего рта. Я должен был их сказать, чтобы уйти. Не мог быть так близко к ней, ее аромат, улыбка и вся Эли — это была единственной в мире, которую я хотел.
— То есть, черт, я не знаю. Я так взбесился, потому что этот кретин все время тебя трогал. — Резко пробежал руками по голове, вниз к шее, надеясь, что это успокоит мои чувства, которые начинали вновь бурлить. К ней у меня были собственнические чувства, как яд, который я должен как-то вывести.
— Я лишился рассудка, и я все испортил. Мне так жаль, Эли, что я все разрушил, но я предупреждал, что могу.
Моя голова наклонилась набок, глаза смотрели в упор на нее, я хотел, чтобы она поняла.