Придирки оксфордского прохожего

Ловчий. Только шумного, на мой взгляд, только шумного. Но не пора ли мне прочесть вслух какую-нибудь из этих баллад? Тут есть одна — называется «Странствующий член парламента»; судя по всему, это грустная песенка, и потому сама напрашивается в уши тем, чьи глаза вынуждены сносить столь гнетущее зрелище.

Удильщик. Читай, достойный ученик, а я тем временем насажу наживку на крючки.

Ловчий читает.

СТРАНСТВУЮЩИЙ ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА[144]

Долгонько Вилли пребывал
     От Оксфорда вдали,
Покуда вновь средь наших стен
     Узреть его смогли.

Бродяжил Вилли годы и годы,
     Годы — пяток-другой;
Покуда Оксфорд не узнал:
     Вернулся он домой.

Уж он стоит у Врат Фомы,
     Гремуче бьет кольцом;
Спешит привратник сам собой
     С приветливым лицом.

«Входи ж, о Вилли, и виждь, о Вилли,
     Красоты, кои мы
Воздвигли к вящей лепоте
     Квадратного Фомы».

У Вилли самый первый взгляд
     Исторгнул лишь смешок.
У Вилли следующий взгляд
     Исторгнул слез поток.

Стоял Табачный ящик прям —
     Как неба кус отбили.
Но лишь Траншею увидал —
     Забыл про ящик Вилли.

Траншея-зев! И парапет
     Насквозь пронизан ею.
Когда же он узрел Туннель,
     То возлюбил Траншею.

Во глубине могильный мрак —
     Что далее, что ближе;
И встречных вам не распознать,
     Хоть это будьте вы же.

Вертел он бедной головой,
     Глазел на этих Трех,
И с каждым разом издавал
     Всё горестнее вздох.

«Ну как, любезнейший, ну как? —
     Орет привратник в спину. —
Скажи, видал ли ты когда
     Приятнее картину?»

«Болван, свой длинный язык придержи-ка,
     Язык придержи-ка, балда.
Клянусь, мерзлее вида я
    Не видел никогда!

Чем тут глазеть, как дураку,
     На чуда эти три,
Я лучше к Айртону и Лоу
     Пойду в секретари [145]!

Покуда я прямым углам
     В Крайст Черч не поклонился,
Подамся чистить башмаки
     У Оджера и Билса [146]!»

ЧАСТЬ II

Конференция с участием некоего безумца, который в необыкновенной манере рассуждает о многих вещах.

Удильщик, Ловчий.

Удильщик. Изумительная баллада! Но взгляни же — вон идет еще один служитель Колледжа. Не могу разгадать род его занятий, ибо такое платье видеть мне внове.

Ловчий. Как мне кажется, в его одеянии присутствуют элементы наряда жокея, судьи и североамериканского индейца.

Входит Сумасшедший.

Удильщик. Сэр, могу я спросить вас о вашем имени?

Сумасшедший. С превеликим удовольствием отвечу. Джиби, к вашим услугам.

Удильщик. А по какой причине (прошу прощения за любопытство, но я, как вы могли заметить, нездешний) носите вы столь вызывающий и вместе с тем столь дурно подобранный наряд?

Сумасшедший. Что ж, сэр, я вам отвечу. Читаете ли вы «Морнинг Пост»?

Удильщик. К сожалению, сэр, нет, не читаю.

Сумасшедший. Мне вас искренне жаль. Ибо, видите ли, не читать «Пост» и не быть в курсе новейшей и наиболее поощряемой моды — это одно и то же. И тем не менее, одеяние, что сейчас на мне, не есть новомодное. Такой фасон никогда не был и никогда не будет в моде.

Ловчий. Вполне верю.

Сумасшедший. Вот почему, сэр, я его и ношу. Это символ величия. Вокруг себя вы видите мои деяния. Si monumentum quaeris, circumspice [147]! Вы знаете латынь?

Ловчий. Не знаю я, сэр! Стыдно признаться.

Сумасшедший. В таком случае вы (скажу вам без оговорок) monstrum horrendum, informe, ingens, cui lumen ademptum [148]!

Ловчий. Сэр, вы, конечно, можете мне сказать все это без оговорок, а можете с оговорками и даже с ошибками — я все равно ничего не понимаю. Но если уж, как вы уверяете, я вижу вокруг ваши деяния, то мне страстно хочется знать, о каких именно речь?

Сумасшедший. Горе′, сэр, высится первое и главнейшее! Этот воспаривший минарет! Этот велико-лепный купол! Этот сказочно лучезарный...