Приднестровский беспредел

Вся штука была в том, чтобы привыкнуть, притерпеться к этому ужасу. «Мы боимся этого, потому что представляем себя в таком виде… и потому что человеческая жизнь еще что-то значит для нас… У меня этого не должно быть. Я — солдат…» В глазах поплыли оранжевые искорки. «Смотри, сука… Любуйся… Ты должен уметь смотреть на это спокойно…»

Потом Миха вспомнил Петровича. «Вот ты, засранец, и отвоевался… Добродушный пугливый старпер с теплыми носочками в „сидоре“…»

Сигарета закончилась. Он в последний раз затянулся, отбросил окурок и продолжал смотреть.

Сегодня румыны поперли в атаку днем. Миха, который ориентировался на поле боя уже гораздо лучше, чем вначале, внимательно и даже с каким-то нездоровым интересом наблюдал из-за бруствера за их передвижениями. Оказалось, что он научился просчитывать действия противника на пару ходов вперед. Тем более, что тактика румынов из боя в бой оставалась практически неизменной. Пехота, как правило, редко двигалась в лоб, через персиковый сад, своим ходом: пространство между деревьями давным-давно было заминировано и сепаратистами, и румынами вдоль и поперек, заминировано совершенно бестолково, часто по тяжелому пьяному делу. Поэтому соваться в сад пехом рисковали только диверсанты — вроде «скорпионов» или «бурундуков» — или снайпера. Обычно прямо, между деревьями, или с левого фланга, из-за сада выруливали бэтээры, на бешеной скорости мчавшиеся к окопам ополченцев и в нескольких десятках метров сбрасывавшие десант. Справа, на поле, отлично подходившем для атак тяжелой гусеничной бронетехники, действовал чертов танк, который никак не удавалось подбить. Все это поддерживалось огнем минометов, пушек и сопровождалось совершенно бестолково запускаемыми с того берега ракетами «алазань».

Постоянные атаки противника были обычными и естественными в эти дни, дни начального периода войны, когда румыны, уверенные в своей конечной победе и абсолютном военном превосходстве, предпринимали атаку за атакой с целью расчленить и полностью завоевать Приднестровье, уничтожив Приднестровскую Молдавскую республику как таковую. Надо было остановить наступление румын и в бесконечной окопной войне измотать их, заставить растратить попусту свой потенциал нападения, приучить противника к «непроходимости» пэмээровских линий обороны.

Впрочем, сегодня атака румын развивалась немного по-другому. Дело в том, что в самый разгар боя окопы ополченцев атаковали невесть откуда взявшиеся румынские бээмпэшки. (Как предполагал Миха, подошедшие к линии огня через наведенную через Днестр понтонную переправу.) Бээмпэшки, стреляя из пушек, на полном ходу перескочили через линию окопов и продолжали двигаться в сторону шоссе Рыбница-Дубоссары. Приднестровский танк, слишком далеко выдвинувшийся вперед, получил несколько попаданий в лоб и попытался отойти. Но скомплектованный из ополченцев экипаж, не имея достаточного боевого опыта, сделал большую ошибку: отступая, танк для скорости повернулся к противнику тылом, продолжая отстреливаться из развернутой башни. Буквально через пару минут снаряд ближайшей бээмпэшки угодил ему в баки. Танк вспыхнул и остановился. Румыны тут же перебросили огонь на выезжающие из Марьиной рощи бэтээры приднестровцев.

В это время румынский десант, сброшенный с брони на выезде из сада, шел в атаку. Не переставая стрелять, Миха видел краем глаза Серегу Магара, пробиравшегося по окопу со своим РПГ поближе к бээмпэшкам, видел румынский танк на поле, содрогающийся от выстрелов, видел нового соседа, Гаруна, грубияна и пьянчугу, с бессвязными криками выпускающего очередь за очередью. «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…» Уши заложило от грохота и лязга. Во рту пересохло. Миха уронил пустой рожок, вколотил новый и снова нажал на собачку.

Румыны были уже совсем близко. Между деревьями появились двое или трое с гранатометами РПГ на плече. Потом прямо на бруствере взметнулась земля, и Миху швырнуло на дно окопа…

Придя в себя, он обнаружил, что ничего не слышит. В ушах стоял могучий звон тысячи колоколов. Припав к стенке окопа, Миха ухватился дрожащими руками за «калаш» и замычал, заматерился, тряся головой. Метрах в двадцати на бруствер взлетел, дико разевая рот в неслышном крике, безумец-Чабан, и, застыв в полный рост, начал с бедра поливать атакующих румын из автомата. Вокруг него роями летали пули, а он, дико перекосив лицо, стрелял и стрелял до полного опустошения магазина. Потом свалился обратно в окоп.

Перезаряжая автомат, Миха потерянно оглянулся по сторонам. Выше по склону появились, наверное, только что примчавшиеся «Зилы» с двумя 100-миллиметровыми противотанковыми пушками-«рапирами» на прицепе. Обслуга молниеносно распрягла орудия, развернула их и врезала по румынской бронетехнике прямой наводкой. Одна бээмпэшка, нелепо дернувшись, застыла на месте, задымилась-заполыхала, остальные отходили. Рядом, в метре, получив пулю в лоб, медленно-медленно опускался на дно окопа бедолага-Гарун. Чуть дальше чертиком-берсерком из табакерки опять вылетел на гребень бруствера Чабан.