— Ну почему так получается? — обиженно заговорила она. — Почему если девушка в хорошем настроении подходит к одинокому скучающему, грустному молодому человеку, чтобы просто поговорить, пообщаться, чтобы помочь ему справиться со своей грустью, он обязательно заподозрит ее в том, что…
— Потому что я отлично знаю, чем это все закончится.
— Чем? — с любопытством спросила она.
— Мы поговорим два часа и обнаружим, что очень симпатичны друг другу. Потом мы начнем встречаться, потом подадим заявление в ЗАГС, поженимся, нарожаем детей и проживем всю жизнь дружно и счастливо, — одним духом выдал Миха.
— Это плохо?
— Ужасно. За каким хером мне нужны родственники в деревне?
— А…
— Так, все, свободна, не видишь — играем, — процитировал Миха и уже от себя добавил: — Танюха, не морочь голову. Ты — клевая девченка, я и не думал, что занавоженная почва Гоян в состоянии произвести такой самородок, но лучше тебе сделать «кругом!» и направиться по своим делам, — а потом, глядя в удаляющуюся Танюхину спину, ласково добавил: — И чтобы глаза мои тебя не видели…
…Миха не выдержал недельного отдыха. Через день он уже был на «Вороне»…
— А все же старые позиции мне нравились больше, — покачал головой Миха, отрываясь от бинокля. — Это, знаешь… как первая любовь, наверное. А здесь, хоть и место получше, и сад обзора не закрывает, а все равно не то… — Он недовольно чиркнул подошвой по дну окопа. — Гляди, Митяй, сплошной песок. Видишь, как осыпается? Уже завтра будет по колено… Эх, где те времена, когда рыли окопы для стрельбы стоя с лошади?..
— Это где же такие рыли? — равнодушно спросил Митяй со своего матраса.
— Где? А в родной нашей Непобедимой и Легендарной. Нараз… — Миха снова поднес бинокль к глазам. — Потом эти дурацкие казармы на той стороне…
— Там воинская часть раньше была…
— Да вижу, что не синагога. А наши окопы оттуда видны как… как прыщ на лысине. Засядет там снайпер, наведет свой тромбон, да как начнет нас в этих песчаных ямках щелкать — только давай!..
На фронте было затишье. У румын — никакого движения. Только редко-редко промелькнет между казармами суетливая фигурка в хаки. Разомлевшие на теплом апрельском солнышке ополченцы валялись на матрасах, попивали вино, курили. В дальнем конце окопов едва слышно надрывался магнитофон.
— Опять «Сектор газа», — недовольно ворчал Миха, поглядывая в ту сторону. — Почему бы не послушать что-нибудь приличное? «Квинов», например. Или «Машину»…
— Так кассет больше нету. Дай кассету — послушаем «Квинов».
— Дай им кассету… С кассетой каждый дурак послушает… — бормотал Миха, снова берясь за бинокль.
Война отдыхала. Это было в те дни, когда наступательные действия румын, исчерпав атакующий потенциал кишиневской армии, приостановились по всему фронту. Уже было понятно, что Приднестровская республика уцелела и будет и дальше существовать как территориальное образование. Потому, что имелась закаленная в полуторамесячной войне приднестровская армия, и потому, что люди Приднестровья уже осознали себя как единый свободный народ, а значит, если бы даже румыны заняли всю территорию ПМР, то война все равно продолжалась бы, партизанская, подпольная, пока нападавшие не уйдут за Днестр. Но румыны, не потеряв надежды отхватить у так называемых «сепаратистов» кусок пожирнее и навязать им свою политическую волю, накапливали силы для нового наступления.
А пока окопное противостояние под Кочиерами ограничивалось редкими бестолковыми перестрелками, еще более редкими и бестолковыми минометными и ракетными обстрелами, а так же обоюдными действиями диверсионных групп и работой снайперов.
Раньше, в первые дни на позициях, Миху поражала мысль, что сейчас, в девяносто втором году, идет война. То есть, для него, как и для подавляющего большинства советских людей ВОЙНА, ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА закончилась 9 мая 1945 года у рейхстага. Правда, были еще Венгрия и Чехословакия. И Афганистан. Но… Но те войны не воспринимались как войны. Скорее — как несчастные случаи где-то далеко-далеко, как ветры, дующие за лесами, за горами, и не тревожащие поверхность стоячего пруда. А война в Приднестровье — это был упавший в пруд камень. Война на территории Союза! Это казалось невозможным.
Но Миха быстро привык к войне. «А че там!.. Война так война!..» И, привыкнув, он более не задумывался над этим. Он вообще меньше, чем раньше, задумывался над чем бы то ни было. Даже воевал он, уже не задумываясь, а так, как воюет любой опытный солдат. Рефлекторно. Инстинктивно. Он не думал, где залечь во время обстрела, не думал, как стрелять и откуда может последовать атака. Он просто знал это. Знал — и дело с концом…
После обеда в окопе появился снайпер — неторопливый, обстоятельный человек в гражданском с винтовкой СВД. Он некоторое время осматривался, потом выбрал место в окопе и пристроился там, припав глазом к оптическому прицелу. Миха, снова выпросив у Дегтяря бинокль, расположился по-соседству.