Приднестровский беспредел

Чапа — это был симпатяга-щенок, которого сердобольный Нинзя подобрал в свое время на какой-то свалке. Чапа прижился у «шатунов», и всегда, когда они возвращались с дела, сидел на броне БАТа, ожидая их. «Увидеть Чапу» стало означать «счастливо вернуться», лопоухий щенок, сидящий на броне, превратился в некий символ мира, в знак того, что все в этом мире нормально.

…Когда мужики вышли из рунга, Чапа подскуливал и вилял хвостом на БАТе. А значит, все было в порядке…

«Шатуны» жили в большой, удобной землянке на краю расположения танкового дивизиона. Соляру для печки и вино они брали в ближайшем селе, воду — в брошенной на время войны тракторной бригаде неподалеку, где стояли ополченцы. Местность вокруг была очень красива — немного волнистый зеленый ландшафт с разбросанными там и сям плотными массивами деревьев. Дальше на западе за слившимися в одну живую пелену кронами в голубоватой дымке виднелись холмы высокого правого берега.

Миха очень любил, сидя на колоде у входа в землянку, курить и рассматривать этот «заграничный» пейзаж за Днестром. Такой рельеф напоминал ему Забайкалье. «Если стоять на плацу танкового полка ранним летним утром, когда вся восточная часть неба полыхает багрянцем, и не замечать всех этих болванов в хаки, мечущихся вокруг, то увидишь точно такую же картину — слитную зелень деревьев вдоль приграничной дороги, а за ней — нечеткие в теплом солнечном мареве очертания „заграничных“ сопок. Разве что в той „загранице“ — в Монголии — холмы совсем голые… Да, и еще. Туда можно было ходить мирно — за планом. Сюда — только с гранатометом на плече…»

Вот и сегодня, выбравшись рано утром из землянки, Миха опустился на колоду рядом со Славушкой и закурил дежурную сигарету «рота, подъем!».

— Здорово, военный, — хрипло приветствовал его Славушка, отрываясь на мгновение от обычного своего созерцания бесконечности. — Уже продрал зеньки?..

— Продрал, — с готовностью ответил Миха, заглядывая в выцветшие стариковские глаза. — А ты-то чего не спишь, отец?

— Солдат спит — служба идет, — пробормотал Славушка задумчиво. — Жалко спать. Службы той — на три плевка всего и осталось.

Миха улыбнулся. Такой обмен репликами стал у них со Славушкой обычным утренним ритуалом.

— Да ну, отец, ты еще всех нас переживешь, — сказал Миха как положено.

— Типун тебе на язык, парень, — отмахнулся Славушка. — Кто же о таком на войне думает? Вам, молодым, еще жить и жить… Только давай!..

Славушка тоже был добровольцем, как и Миха. Еще в самом начале войны этот одинокий, угрюмый старик появился на базе «шатунов». Пришел раз, другой, да и остался здесь. Слишком немощный, чтобы воевать, он все же нашел для себя полезное дело: стал охранником. Лучшего часового «шатунам» нечего было и искать. Славушка никогда не спал, по крайней мере, никто ни разу этого не видел. И в какое бы время суток вы не вышли из землянки, всегда на колоде у входа виднелся его худой, сгорбленный силуэт со старенькой берданкой на коленях, окутанный клубами вонючего папиросного дыма. Вместе с непоседливым Чапой — брехунцом, «звоночком», как его ласково называли «шатуны», — Славушка составлял превосходное по своей функциональности сторожевое подразделение. И надо было быть бесплотной, бездыханной субстанцией без звука и запаха, чтобы попытаться достичь землянки «шатунов» незамеченным.

Таких людей, как Славушка, по каким-то причинам не имеющих возможности воевать, но стремящихся помочь хоть чем-то, много было в эти месяцы в Приднестровье. Одни охраняли отдыхающих солдат, другие были осведомителями, наблюдателями, третьи возили на позиции еду и питье. Были и такие, как Мона Лиза, которые, так сказать, собственным телом поддерживали боевой дух приднестровской армии…

(Хотя, конечно, были и другие. «Что за люди, мать их так?! — ругался однажды Саша, вернувшись с отдыха. — Когда на позициях старики и дети воюют, в Тирасполе здоровые лбы торгуют колготками бабскими на лотках!..»)

Миха всегда относился к Славушке очень дружелюбно. И даже не столько потому, что тот охранял сон «шатунов». Просто, Миха понимал, что есть еще одна причина, по которой Славушка оказался здесь. «Бедняге совсем одиноко… Здесь-то, с людьми, ему конечно легче… Здесь он живет…»

— Все хочу у тебя спросить, парень… — неожиданно отвлек Миху от его раздумий Славушка.

— Че, отец? — доброжелательно взглянул он на старика. — Спрашивай, конечно…

— Что это за штуковину такую ты на шее носишь? Ну ладно там крестик… А это… Звезда, да еще какая-то не такая… — пробормотал, щурясь от табачного дыма, Славушка.