Придорожная собачонка

                      Америка

Буро-свинцовые воды быстрой реки,

Куда приходят мужчина и женщина,
                                                      ведя упряжку волов,
Чтоб основать город и посадить дерево в центре.
Не раз я под этим деревом устраивался в полдень
И смотрел на отлогий берег напротив:
На пойму, камыш, подернутый ряской пруд,
Сверкавшие, словно раньше, когда здесь
                                                жила та безымянная пара.
Никогда не думал, что все приведет сюда:
                                                в этот город, на эту реку,
Только сюда и никуда больше, к скамейке и дереву.

26. IX.1976. Вечер. Какое облегчение! Счастье какое! Жизнь прожита, и все мучения из-за собственной дурости теперь в прошлом.

Восхищаюсь собой? Тем, что все снес? Отчасти да, только это не восхищение. Что-то вроде удовлетворенности бегуна, который оказался не первым, даже скорей из последних, но прошел дистанцию до конца.

Храм моих озарений, осенний ветер,
Так я и постарел, принося тебе благодарность.

Даже завалящая вещь благодарно отзовется, если отнестись к ней с уважением. (Фраза, приснившаяся 20.II.1978 и записанная наутро.)

Ангел смерти, милый,
Голубоглазый,
С каштановыми кудрями,
Подлетел в танце.

Губы его — счастье,

Речь — блаженство,
Его взгляд — сиянье
Весны в разгаре.

Он меня коснулся

Прильнул поцелуем
И вернул прямо
К самому началу.

Исчезнуть, не мучась,

Не причиняя муки,
Перечеркнуть разом
Все, чем жил прежде.

Чтобы не осталось

Обо мне ни слуха,
Ни воспоминанья,
Ничего.

А мир был далеким,

Словно ангел смерти,
Бесподобным, ясным
И благословенным.

1976

Чтоб одолеть темноту. Поднимаюсь пораньше
И отправляюсь в путь, угнетенный снами,
Которыми замурован в собственном прошлом,
И вспоминать все это грешно и горько.

Карабкаюсь в гору, дышу палой листвою,

Вязну в терновых кустах и пожухлых травах,
И далеко до вершины. А темнота упрямо
Догоняет, и что ни день начинаю снова.

1976

Из окон моего зубного врача

Потрясающе. Дом. Высоченный. Окруженный воздухом. Стоит. Посреди голубого неба.

О предметы моих вожделений, ради которых я был способен на любой аскетизм, любые неистовства и геройства, до чего же горько теперь думать о ваших губах, руках, грудях, животах, отданных сырой земле.

Вспоминаю те дорожки,
Где ходили твои ножки.

(Виленская песенка)

(И здесь «Найденные странички» кончаются.)

Контраст

Из-за контраста между телесной немощью и тем, что он сотворил, возникает недоверие к автору. «Как? Неужели я все это написал? Пожалуй, придется поверить в участие неких сверхъестественных сил».

Жалоба классика

Жалоба классика, то есть поэта, который не занимался авангардистскими исканиями, а шлифовал язык своих предшественников: «Но ведь я прекрасно знал, сколь малая часть мира попадается в сеть написанных мною фраз. Словно монах, обрекающий себя на аскезу, мучимый эротическими видениями, я искал в ритме и гармонии синтаксиса прибежища от страха перед собственным хаосом».

Что за жизнь

Что за жизнь, что за судьба! Не влезает ни в какую схему причин и следствий, изобилует пробелами, которые удается заполнить только благодаря чудесному божественному вмешательству.

Перевернутый бинокль

Кто выше, кто ниже. Наверное, ничего нельзя достичь без убежденности в собственном превосходстве. А ее обретаешь, если смотришь на достижения других словно в перевернутый бинокль. И потом трудно освободиться от ощущения, что кому-то нанес обиду.

Лейка