Никто не мог различить ее девочек; чужим людям они всегда казались абсолютно одинаковыми. Ника же с самого их рождения знала, кто из них кто, но ей было трудно объяснить, по каким приметам она их различает. У Марты слегка другой взгляд, быстрый и короткий. Она смелей и напористей Майи, наверное, потому что старше ее на несколько минут. И губы Майи сложены совсем не так, мягче и круглей. Неуловимая для посторонних разница всегда бросалась Нике в глаза. Алексей же научился различать детей не сразу, но и он имел свои особые приметы, более простые и понятные мужскому глазу.
Алексей обожал дочерей. Отношение его к Нике всегда было ровным и спокойным, он скорей ценил ее как дорогую и красивую вещь, украшение его жизни, что нисколько не мешало ему уважать ее и прислушиваться к ее мнению. Дети же превращали равнодушного и эгоистичного Алексея в пылкого и трепетного папашу, готового исполнять любые прихоти своих очаровательных дочурок. Ника скучала, играя с детьми, и делала это скорей в воспитательных целях, а муж готов был возиться с ними до бесконечности. Может, поэтому среди их игрушек чаще обнаруживались радиоуправляемые машинки, железная дорога, роботы-трансформеры и конструкторы, чем куклы.
Ника прикладывала множество усилий к тому, чтобы дети не выросли избалованными и капризными; Алексей же не видел в этом ничего дурного, чем невероятно ее раздражал. Однако жаловаться ей было не на что - девочки росли мягкими и покладистыми, несмотря на проказы и природную живость. И воспитатели из частной школы обычно хвалили их и восхищались их способностями, о чем регулярно писали родителям. Алексея эти письма приводили в восторг, Ника же рассматривала их скептически: безусловно, в хороших школах принято радовать родителей успехами детей и своими силами справляться с возникающими проблемами.
Всю дорогу до Долины близняшки наперебой рассказывали ей о школе, учителях и одноклассниках, и Ника слушала их вполуха, тем более ее комментариев они не требовали, а ей это было не слишком интересно. Вот вечером приедет Алексей и выслушает их внимательно и с интересом. Ника же просто радовалась их щебету, солнечной дороге и чувствовала, как приподнятое настроение детей передается ей самой. Ночные кошмары показались ей наваждением, странной фантазией, не заслуживающей серьезного внимания.
Десять дней пролетели незаметно. Илья закончил сруб большого дома, а на баню леса не подвезли, поэтому у них с Мишкой образовалась масса свободного времени.
На второй день после приезда Сережки ему позвонила Лара. Они завтракали, а она так кричала в трубку, что Илье все было слышно:
- Сережа, ты где? Почему ты не у бабушки?
- Я у папы. Мы решили, что я могу и здесь пожить.
- Как? Почему? Немедленно дай трубку отцу!
Илья втянул голову в плечи - этого следовало ожидать. Сережка протянул ему мобильный.
- Тебе не стыдно? Ты же обещал! Зачем ты потащил ребенка в свою ужасную бытовку? Где он там спит? Как он будет питаться?
- Лара, все будет хорошо. У меня не бытовка, а избушка. У нас чисто, воздух свежий, речка через дорогу. И готовлю я каждый день.
- Что ты там готовишь? Бутерброды и макароны с сосисками? Ты испортишь ребенку желудок! Детям каждый день надо есть суп, ты готовишь ему супы?
- Клянусь, я каждый день буду готовить супы… - Илья был готов пообещать все что угодно.
- Да? Из пакетика? Или из бульонных кубиков?
- А из чего надо?
Лара шумно вздохнула.
- Немедленно вези его к бабушке! Там за ним будут нормально присматривать.
- Не повезу. Когда вернешься, можешь попробовать лишить меня родительских прав. А сейчас - не повезу.
- С тобой бесполезно разговаривать!
Илья пожал плечами и подмигнул Сережке.
- Мама разрешила? - спросил тот.
- Не-а, - хмыкнул Илья. - Но можем же мы иногда ее не слушаться?
Илье она больше не звонила, а Сережка болтал с матерью спокойно - наверное, ей пришлось смириться с их выходкой.
Вероника не вняла предупреждениям - через три дня после приезда Сережки привезла в Долину дочерей. Сережка немедленно взял их под свое покровительство. Во-первых, другие дети поблизости не жили, а ему хотелось с кем-то играть, а во-вторых, девчонки по части проказ дали бы фору любому мальчишке. Сережка был старше, поэтому посматривал на них сверху вниз, а кроме того считал себя мужчиной, что давало ему дополнительные преимущества.
До поры до времени в избушку они не входили - боялись. И считали Сережку отважным только потому, что он там живет. Но однажды ливень застал их играющими на дороге - Сережка увлеченно что-то рисовал девчонкам на асфальте углем. Он вообще хорошо рисовал, хотя никогда этому не учился. Спасаясь от сплошной стены дождя, все трое с визгом ввалились в столовую, где Илья сидел у окна с книжкой.
- Ой, - в один голос сказали девчонки и попятились к выходу.
- Да не бойтесь, - успокоил их Сережка, - ничего же страшного нет. Садитесь, сейчас я чаю сделаю. У нас конфеты есть и торт вафельный.
С тех пор как Мишка бросил пить, шоколадные конфеты водились в избушке в изобилии и составляли единственное счастье его трезвой жизни.