Придорожная закусочная, или Они все так делают

Изольда. Герберт! Господи, Герберт! Значит тот, другой, это Курт! Тот, что так неохотно встает. Курт! Ты просто молодец! Супер! (Протискивается сквозь толпу к Курту.)

Клавдия. Если это Курт, то тот наверняка Герберт. Ты был великолепен, Герберт, таким я тебя еще не знала. Тебе просто надо было облачиться в этот костюм! Ты словно восстал из мертвых! Неповторимо! Да только мимо!

Изольда. А сейчас всмотрись в характер этого человека! Разве он не интернационален?

Клавдия. А ты всмотрись в этого Курта! Как он прет, я хотела сказать, как он руками трет! Скажи что-нибудь! Покажи мне его! Да-да, вот так!

Клавдия. Ты только представь, что во время отпуска на Платтензее к нам присоединились бы еще шесть персон, сплошь душевные люди! Грандиозно! Патентованные венгерские пары! Супер! И все они не верят собственным глазам и прибегают к помощи рук.

Записанные на пленку громкие стоны.

Изольда. Я спокойно отношусь к партнеру на этой картинке. Мне не грозит опасность его понять.

Клавдия. Внеземное ощущение, Герберт! То, как ты находишь женщину и каким представляешь себе ее образ!

Изольда. Не пожелай природа видеть тебя таким, Курт, мне вряд ли удалось бы вылепить из тебя нечто подобное!

Клавдия. Это было просто… просто… ну да, все было очень просто!

Изольда. Все было так, Курт, словно твои размеры и твоя необузданность были написаны на клочке бумаги и прикреплены к твоей спине. То, чего ты стоишь.

Клавдия. Не все женщины такие податливые и мобильные, как мы.

Изольда. Мы не мобильные, мы автомобильные!

Клавдия. Отпуск в поезде для автотуристов. Вот почему ты был так хорош, Герберт! Так важен и отважен. Ты хорошо отдохнул после сиденья за рулем.

Изольда. Ультра! Ультра! Контра! Ультра! Нет, все наоборот!

Женщины форменным образом набрасываются на своих мужей, виснут на них, те оскорбленно, с недовольным видом стряхивают их с себя. Разыгрывается маленькая борцовская схватка, за которой с интересом наблюдают присутствующие.

Изольда. А теперь слушай меня, Курт.

Клавдия. Теперь слушайся меня, слушайся в полном смысле этого слова, Герберт!

Герберт. Человек думает, что возвращается домой, а там уже прописались по объявлению пары со своими письками и тычинками. Их прописал туда полицейский. Прописал в тюремный блок жизни.

Курт. Секс как товар полностью подчинил человека, усадил его к себе на заднее сиденье. Ох, уж эти мне однопутные беспутные средства передвижения! Осторожно! Опасность! И человек тормозит собственным членом!

Герберт. Путешествие заканчивается, когда начинаешь осваиваться. Но мы не чувствуем себя как дома только потому, что слишком устаем от странствий.

Курт. Вы, должно быть, уже забыли, куда собирались ехать, Изольда и Клавдия?

Клавдия. В шкуре зверя мы видели только вас, наших неунывающих муженьков.

Изольда. Мы всегда знали, что человеком в звере можешь быть только ты, Курт, и ты, Герберт.

Клавдия. Мы гоняемся за зверьем, а находим только вас вдвоем!

Они липнут к мужьям, и те какое-то время волокут их за собой. Мужья, пыхтя и сердясь, спешат к символизирующим тотем зверям. Звери перестают есть и настораживаются. Мужчины сразу же, еще задыхаясь от спешки, начинают колотить зверей.

Медведь(вздрагивает под ударами и протягивает, словно в знак примирения, кусок падали). Пожалуйста, угощайтесь! Здесь хватит на всех!

Лось(миролюбиво). Давайте жить в мире! (Уклоняясь от ударов, отходит немного в сторону.) Травы здесь достаточно, ешьте на здоровье. Могу немного подвинуться. На земле много места, даже небо тянется к ней.

Медведь. Мой коллега кругом ирав. Еда нас, зверей, объединяет, потому что мы пожираем друг друга.

Лось. Я придерживаюсь травяной диеты, тут я вам не конкурент!

Курт(пинает Лося в бок, тот шатается). Проклятые иностранцы! Вам бы только испоганить то, что для нас свято.

Герберт. Мерзкие существа! Нет такого зверя, который постеснялся бы сесть за чужой стол.

Курт. Эти твари (пинает) с их пластичными формами сначала хотят только познакомиться с нами, а потом сжирают всё, что ни есть на столе.

Герберт. Уводят у нас наших жен.

Курт. Они всего лишь женщины, потому что мужчины — это мы. А потом наступает ночь. И чужак втискивает свой член между нами и богом.