Придуманная любовь (СИ)

Правила поведения при авиакатастрофе сообщают:

Наденьте кислородную маску

Пристегните ремни безопасности и готовьтесь к резкому снижению.

Кто–то в этом огромном мире наверняка должен был придумать правила поведения для гребаной катастрофы, в которую только что попала я.

Вот стою я перед папой, усиленно моргаю как дура, и молюсь про себя, чтобы все это было сном или миражем. Иначе, как я смогу объяснить все, что происходит ему? А даже, если и объясню, это не дает никаких гарантий, того, что отец меня поймет. Он довольно сложный человек в силу рода своей деятельности, и воспитывать дочь ему сложнее, чем тысячу солдат, уж поверьте. Разговор у него будет прост: ать — два — чемодан в зубы — марш домой.

— Горят, — просто сказал Женя.

Да Женечка, жопы у нас с тобой не то, что горят, а пылают синим пламенем. И нет никакой возможности их потушить. Перевела взгляд с шокированного отца, который пытался продырявить меня своим взглядом, и посмотрела на своего будущего мертвого–фиктивного парня, который был бледен, и стоя смотрел на меня немигающе.

— Кать, блины горят, — повторил он и для верности ткнул пальцем за мою спину.

Тут только я поняла, что немая сцена затянулась, и блинчики мои успели сыграть в ящик, поэтому, резко развернувшись, скинула их в мусорное ведро, выключила плиту и снова развернулась к отцу, который положения тела не менял ни на секунду, и даже кажется, не моргал.

— Игнат? Я не понял, Катя — твоя дочь? — первый пришел в себя шокированный Юрий Олегович, за что ему большое спасибо.

— Игнат? — переспросил Женя, — Катиного отца зовут Михаил.

— Игнат — это кличка, еще со времен армии, взятая от фамилии — Игнатьев, — пояснил Мельник старший. — А зовут моего товарища Михаил. Михаил Дмитриевич.

Женя громко проглотил слюну, Мельник–старший по очереди смотрел на каждого участника этой сцены, отец буравил меня взглядом, а я… я…

Как же я могла попасть в такую ситуацию?

Это все было похоже на очень несмешной анекдот, сюр, бред, но никак не на реальность.

— Юр, ты понимаешь, что происходит? — спросил мой папа, наконец, оторвав свой взгляд от меня и переводя его на Женю.

Папа Жени видимо понял, что разговор будет долгим, поэтому подошел к столу, набрал воды в чайник и поставил его закипать.

— Мне всё очень даже понятно, Игнат, — спокойно сказал Мельник–старший, скинул с себя пиджак, повесил его на стул и скомандовал, — да ты садись, Мих, в ногах правды нет. И вы, молодежь, присядьте.

Так мы и сидели за большим столом — я напротив отца, и Женя напротив своего отца.

— Миш, наши дети живут у нас с Настей. Любовь у них, — после этих слов я посмотрела на Женю, но он сидел с ровной гордой спиной и спокойно смотрел в глаза моему отцу. — По всей видимости, Катя не успела тебе сказать о том, что она теперь не одинока.

Все это время папа молчал, и давление у меня подскочило до такой степени, что начало шуметь в ушах. А он молчал, мочал.

А потом Женя взял меня за руку и переплел свои пальцы с моими, даря мне чуточку спокойствия и крохотную веру в то, что у нашей истории возможен хэппи энд или хотя бы отсутствие трупа.

— Катя, это правда? — спросил отец.

— Да, — пискнула я.

Все снова замолчали, а потом начал говорить Женя.

— Позвольте мне объяснить, Михаил Дмитриевич, — обратился он, на удивление уверенно, к моему отцу. Не иначе, как отпустил мандраж. — Катя — моя девушка и у меня к ней самые серьезные намерения. Живем мы с моими родителями, но это временно, потому что с предыдущей квартиры нужно было срочно съехать по определенным обстоятельствам.

Женя говорил, а я обтекала, ведь по сути — каждое его слово ложь. Ложь, которая еще вернется ко мне в будущем и потребует новых объяснений перед родителями. Это все становилось снежным комом, который в самом финале этой истории непременно придавит мое бедненькое тельце.

— Не могли бы вы оставить меня наедине с дочерью? — уже мягче, попросил мой отец.

Мельник–старший, не проронив ни слова вышел, махнув рукой и зовя за собой сына. Женя послушно пошел за ним, с сочувствием глядя мне в глаза. Ох, я бы сказала, тебе Женечка, куда засунуть это самое сочувствие.

Проходя мимо меня, он неожиданно наклонился, поцеловал в лоб и шепотом сказал:

— Я рядом.

Когда все ушли, отец тяжело выдохнул и спросил:

— Как это понимать, дочь?

— Прости, папуль, — я подорвалась со своего места, взяла ближайший к отцу стул и передвинула его, поставив вплотную к нему. — Я боялась, что вы не поймете. Прости, что соврала.

У отца на скулах играли желваки.

— То, что сказал этот… Женя — правда, вы с ним вместе?

У меня была целая секунда сдать назад и прокричать «обманули дурака на четыре кулака», засмеяться, а потом собрать свои вещи и больше никогда в жизни не увидеть чету Мельник.

Я же решила идти в ва–банк, отпуская все тормоза и ныряя в этот кисель с головой.

— Это правда, пап.

— Кать, скажу, как есть — если бы я не знал Юру, ты бы сейчас в соплях собирала сумку и ехала домой, — в носу защипало, а сердце пропустило удар. — Твое счастье, что ему я доверяю как себе, но нам с матерью нужно твое объяснение.