Придуманные люди с острова Минданао

Наверное, я много времени отнял у сотрудников МарНИИ, люди они занятые: одни из них собирались в Финляндию и переводили доклады (правда, на индоевропейский английский язык), другие же, вернувшись из Финляндии, писали отчеты. И не было кабинета, где не лежала бы на столе ксерокопия статьи из «Н. газеты». В Йошкар-Оле ее вы-

писывали мало, и все оттиски пришли из Хельсинки, Тарту и столицы венгерского угро-финноведения города Сомбатхей. Тамошние специалисты «Н. газету», наоборот, выписывали, считая солидной и объективной, и, прочитав статью, пришли в радостное оживление и тут же написали йошкар-олинским коллегам. Перехватывая мои взгляды, обращенные на ксерокопию, сотрудники МарНИИ горестно вздыхади. Им надоело объяснять и даже вспоминать этот труд.

Я очень благодарен этим людям, похожим на сельских эстонцев: светлые волосы, голубые глаза, выпирающие скулы. И такая же невозмутимость и терпение при общении с человеком, изводящим их вопросами. Вопросы же мои могли показаться и бестактными. Ну что вы скажете человеку, который, едва познакомившись, тут же спрашивает:

— А вы мариец? А по-марийски говорите? А ваши дети с вами как говорят?

Я поставил перед собой две цели: выяснить отношение к язычеству и узнать — сколько же языков у народа мари.

В первый же день я встретился с народным целителем, очень уважаемым в республике. Целитель заодно осмотрел меня, помассировал болевшую руку, время от времени вдувая мне в рот воздух, приговаривая что-то по-марийски и заключая каждый период словами: «…раба Божия Льва». Мое имя он знал: в свое время мы защищали диссертации в один день и в одном месте.

Он читал заклинания и излагал свои мысли:

— Язычество наше созрело для реформации. Организовать его нужно, организовать. И кажется мне, что есть уже реформатор.

На прощание он точно поставил мне диагноз.

Говорил я с художником, выпускником Петербургской Академии художеств. Человек он молодой, у него трое маленьких детей.

— Недавно, — говорит, — всех троих крестил, нехорошо как-то без Бога. Мы-то марийцы моркинские, у нас в церковь ходят. Но в рощу тоже. А вот теща у меня — сернурская. Мы к ней на праздник ездим — Шорык йол называется, Овечья нога по-нашему. Значит, икону вешают, перед ней большую свечу ставят, чистый воск, руками катанная. Еще одну свечу — перед домом. Привязывают овцу и водой поливают. Овца-то вздрагивает, так смотрят — куда брызги пойдут: от этого весь успех зависит. Налево — дак одно, направо — другое дело.

— А икона зачем?

— Теща говорит: раньше вешали, чтоб урядник, если заедет, не понял, что тут языческий обряд творят.

Уж сколько лет, как урядников нет, почти сто, а привычка осталась.

У другого художника — очень заслуженного человека — дед был церковный староста, мать пела в хоре. Это уже Горно-Марийский район, там православие много раньше приняли. Но два раза в год — это художник помнит — ходили к источнику, приносили жертву.

— А вы как считаете: есть два языка или один? — спрашиваю.

— Ну, даже если это диалекты, пусть хоть будут две литературные нормы. Наше наречие все-таки сильно отличается. У нас и звуки есть, которых луговые мари и произнести не могут. На Общемарийском съезде мы только начнем об этом говорить, луговые собратья нас аплодисментами захлопывают. Так ни до чего и не договорились.

Я понял, что ничего не понял. Но понял, что по обоим вопросам нужно встретиться с наиболее знающими людьми. Или по крайней мере с такими, которые решатся ответить. Но перед тем как рассказать читателю об этих встречах, я позволю себе — в самой краткой форме хотя бы — пролить свет на судьбу финно-угорских народов России, ибо только в этом контексте может стать яснее судьба небольшого, но стойкого и упрямого народа мари.

Финно-угры

Существует одна общеизвестная фраза, очень часто по разным поводам повторяемая и, соответственно, по-разному толкуемая. Принадлежит она английскому литератору и звучит так: «Поскреби русского — и обнаружишь татарина». Чаще всего в ней видят намек на евразийское положение России и — некоторым образом — на последствия татаро-монгольского ига. Изрекший же эту максиму англичанин имел в виду, что под внешностью утонченного европейца — русского аристократа — таится Чингисхан или Тамерлан. Он знал, что такое крепостное право и то, как владельцы крепостных обращались со своими подвластными.

Но, привязавшись к этой широко известной и неверно понимаемой фразе, мы предложили бы ее несколько — научно более обоснованно — переиначить. Скажем, «Поскреби многих русских — и обнаружишь финна» и — не менее обоснованно — «Поскреби татарина — и обнаружишь то же». Мы, конечно, имеем в виду не Чингиса и не Батыя (те, собственно говоря, в современном понимании не татары, а монголы). Речь идет о поволжских татарах: крестьянах, мелких торговцах, ремесленниках.

Восточные финны — мордва, марийцы, удмурты, коми — не составляют большинства даже в своих республиках. Зато разбросаны — и очень обильно — по всем окружающим областям. За редчайшим исключением (говорят, таким был город Глазов в Удмуртии) они меньшинство в городах.