Придуманный мир

Старший брат и младшая сестра тоже были в доме, но в соседней комнате, отгороженной за-боровкой (тонкими досками из сосны или ели, от пола до потолка).

Нина Ивановна поставила самовар. Пили чай с мёдом от бабушки Нади.

Григорий всё время молчал и слушал. Вовка тоже молчал, пил горячий, крепко заваренный чай из блюдечка и старался понять этого старика, но не мог.

Нина Ивановна, волнуясь, рассказывала о том, что случилось с Вовкой.

Попив чаю, Григорий спросил Вовку: "Ты хочешь говорить?" Вовка не ожидал такого вопроса, кивнул ему головой. "Тогда пойдём со мной". Он взял Вовку за руку и подвёл к лавке (лавка – это большая скамейка, она заменяла кровать. Отличие лавки от скамейки в том, что скамейка ставится на четыре ножки, а лавка, ещё чуть более широкая, крепится вдоль стен дома и заменяет собой и стулья и, при необходимости, кровать. Для этого требовалось бросить на неё матрас, набитый сеном или соломой).

Старец Григорий перекрестился три раза. Перекрестил Вовку и обнял его. Потом сказал Вовке, чтобы тот лёг отдыхать.

Вовка на лавке лежал на спине. Григорий, закрыв глаза, сидел рядом с ним на табуретке и читал одну молитву за другой.

Вовка лежал тоже с закрытыми глазами и, кроме "отче наш, иже еси на небеси", ничего не понял и запомнить не мог. Вовке в этот миг казалось, что старец наконец-то хочет вернуть Вовке отца, который уж слишком долго задерживается на своей делянке.

Вскоре, озарённый ровным светом, успокоившийся Вовка заснул. Во сне увидел, как старец привёл его к отцу, Анатолию Ивановичу.

Вовка обнял его за шею обеими руками, прижался к его колючей небритой щеке и крикнул: "Папа, ведь ты живой! А эти все говорят, что ты умер, а я знал, что ты, пока не вырубишь весь лес на этой делянке, домой не придёшь… Ведь ты пришёл!" И сны Вовки менялись, как в калейдоскопе.

А старец Григорий сидел на стуле и в полузабытьи читал одну молитву за другой.

Нина Ивановна, смотря на всё это полуотрешённым взглядом, думала о чём-то светлом, своём…

Потом Григорий попросил у Нины Ивановны кусок кудели (кудель – это моток льняного волокна для пряжи). Нина Ивановна принесла.

Он растянул кудель в толстую нить и стал мерить Вовку и креститься, приговаривая молитвы или свои какие-то заговоры. Потом попросил принести заслонку от русской печи и ковш сырой воды. Вовка всё это слышал, но словно сквозь сон.

Григорий скомкал всю нить кудели, которой мерил и крестил Вовку, в клубок и положил его на заслонку печки, не переставая что-то бормотать. Затем поджёг клубок кудели спичкой. Образовался яркий факел, почти до потолка. Григорий, не дав ему догореть, схватил руками и бросил в ковш с водой. Кудель в ковше медленно догорала. Слышался треск. Пламя угасало, а вскоре и вовсе исчезло.

В комнате воцарился полумрак. Уже был вечер. Григорий, без конца читавший молитвы, потрогал Вовку за плечо, приподнял его лёгкое тело за плечи и попросил: "Испей водицы. Сделай три глотка и спи дальше".

Вовка машинально подчинился его просьбе. Выпил воды из протянутого Григорием медного ковша с кривой ручкой. Вода отдавала каким-то странным запахом и вкусом, который сравнить было не с чем.

Потом Григорий испил воды, затем набрал воды в рот и стал на Вовку брызгать, как из пульверизатора. Вовка сначала вздрогнул от неожиданности, потом чуть не рассмеялся.

Он был где-то далеко, где ровный свет и дети с крыльями. И даже его маленькая сестра Валя летает с крыльями и смеётся от радости и догоняет брата Толика. А тот, тоже с крыльями, то улетает от неё, то догоняет её.

Больше в тот день и вечер Вовка ничего не помнил. Заснул крепким сном. А Григорий попросил Нину Ивановну зажечь керосиновую лампу. Сели за стол и долго разговаривали.

А потом Григорий ушёл, сказав на прощание Нине Ивановне: "Не буди его, дай ему отдохнуть. Пусть хорошенько выспится". Она проводила старца и сидела рядом с сыном почти до утра.

Вовка спал счастливым безмятежным сном, о чём говорили его ровное дыхание и медленный ритмичный пульс. Спал Вовка всю ночь, всё утро и большую часть дня, не просыпаясь.

Нина Ивановна поспала немного и снова вернулась к сыну. Он спал безмятежным сном. Прошло семнадцать часов беспробудного сна. Нина Ивановна забеспокоилась.

Что старец сделал с её сыном? Стала Вовку будить, гладя его по голове рукой.

Вовка сначала во сне улыбнулся, затем проснулся и сказал: "Мама, я долго спал? Мама, я тебя больше всех на свете люблю. А где этот дедушка?" Нина Ивановна ответила сыну, что дедушка Григорий ушёл, а ты спал почти сутки.

Вовка спрыгнул с кровати-лавки и начал суетиться, при этом он бормотал себе под нос какие-то слова.

А Нина Ивановна сидела и от счастья плакала. Она поняла, что к Вовке вернулась речь. Он стал говорить.

Вовка говорил без умолку.

В его речи не было никаких признаков болезни или каких-то маленьких дефектов. Речь его была ясна, чиста и проста, как вода, которая, как он сам думал, исцелила его.

Первого сентября он пошёл в школу.

Одноклассники были моложе на один год. Учился Вовка на "хорошо" и "отлично". Учёба давалась легко. Одинаково любил и точные дисциплины, и гуманитарные.