Придворное общество

В представленных здесь исследованиях обстоятельно разбирается придворное общество только одной определенной эпохи. Но социологическое исследование социальных институтов этой эпохи не будет представлять никакого интереса, если не иметь в виду, что придворные общества можно найти во многих государствах на протяжении длительной фазы общественного развития и что задача социологического исследования одного-единственного придворного общества включает в себя разработку моделей, которые позволят сопоставлять различные придворные общества. Только что поставленный вопрос — какая состоящая из взаимозависимых людей фигурация позволяла отдельным индивидам и незначительному кругу их помощников удерживать кормило власти в руках своих и своей династии, зачастую весьма продолжительное время, осуществляя более или менее неограниченную власть над подавляющим большинством подданных? — сам по себе уже указывает на то, что даже исследование одного уникального придворного общества может внести вклад в прояснение всеобъемлющих социологических проблем общественной динамики. Как мы увидим в дальнейшем, власть каждого данного правителя даже в эпоху так называемого абсолютизма отнюдь не была такой неограниченной и абсолютной, как ее представляет выражение «абсолютизм». Даже король-солнце Людовик XIV, которого часто приводят как пример монарха, определявшего все и правившего абсолютно и неограниченно, оказывается при более внимательном рассмотрении человеком, который в силу своего королевского положения был включен в весьма специфическую сеть взаимозависимостей. Сферу своей власти он мог сохранить только при помощи очень тщательно выверенной стратегии, которую диктовала ему своеобразная структура придворного общества в узком и общества в целом — в более широком смысле. Без социологического анализа специфической стратегии, с помощью которой, например, Людовик XIV сохранял постоянно находившуюся под угрозой свободу маневра в позиции короля, и без разработки модели той особой фигурации людей, перед лицом которой индивид, находившийся в этой позиции, мог и должен был играть по определенной стратегии, если не хотел проиграть в большой игре, мы не сможем ни понять, ни объяснить поведение того или иного властителя.

Тем самым немного проясняется соотношение между постановкой проблемы у социолога и у историка. При том, что в силу господствующих привычек мышления социологическое исследование легко может быть ошибочно понято как исследование историческое, такое прояснение может оказаться небесполезным. Историческая постановка вопроса, как достаточно часто подчеркивают, предусматривает внимание прежде всего к уникальным событийным рядам. Если историк занимается французским двором XVII и XVIII веков, то в центре проблематики находятся деяния и черты характера определенных индивидов, и в особенности — самих королей.

4.