Приеду к обеду. Мои истории с моей географией

Еще в один приезд на Алтай отправилась по староверским местам, предки ж из алтайских староверов, из кержаков, любопытно ж, как оно раньше у них все было устроено. Поляков-староверов еще Екатерина на Алтай выслала, отсюда и корни. Ну и решила я как раз выйти в люди на Троицу, в большой праздник, в березовую рощу, куда съезжались все с окрестных деревень. Трава в роще высокая, сочная, душистая. Народу много, все в народных костюмах, в венках и лентах, даже дети, а старухи-то и подавно. Ну вот, выдали мне костюм под стать – все переодевались, а я что ж? Девки бегают махонькие, заплетаясь в длинных юбках, бабы голосят песни, венки из березовых веток плетут, мужики вышагивают важно в разноцветных косоворотках, мальчонки танцуют. А старух тех, что сидели поодаль, я сразу приметила и пошла на них, уж очень они были хороши. Морщинисты, кряжисты, улыбчивы и всепонимающи. Еще издалека приглянулись мне своей яркостью, основательностью и настоящестью, сидели за длинным тесаным столом и ели. В старообрядческих юбках, кофтах, головы покрыты разноцветными платками, чтоб волос не было видно, пояс ленточный, да бус разных по килограмму на груди. А я мимо так одна неторопливо иду, смотрю, как бы их сфотографировать, чтоб они не очень заметили.

– Давай-ка мимо не ходи, угостим тебя, что ты бродишь неприкаянно? – перегородила вдруг одна из бабулек мне путь. В синей кофте с янтарями, длинной синей юбке, боевая и крупная.

– Староверы ж к столу не зовут, – растерялась я.

– Дык у нас в деревне их и не осталось. Дед Семен доживает свои 100 лет и все, остальные старики перемерли. А чего ж, разве мы не можем гостью-то покормить?

Остальные бабы закивали, указали на место за столом. Я села и стала рассматривать хозяек. Как принято писать, 70+, все разные и фактурно-фигурные. Сначала налили полстакана чего-то красненького и прозрачного. Я хряпнула залпом, даже не понюхав. Бабка по-пацански присвистнула:

– Ну, ты, мать, даешь, стой, не дыши, щас за пловом сбегаю!

Самогон оказался жгучим, резким и мгновенно убившим наповал всю мою интеллигентность. Видимо, валил с ног и не таких, как я. Бабка плюхнула мне в руки миску с пловом, усадила и запела:

Не для меняяяяя придёт весна,
не для меня Дон разольётся,
Там сердце девичье забьётся,
с восторгом чувств не для меня.

Товарки мгновенно подхватили и по березняку полилась грустная тягучая песня.

Потом еще и еще, они уже не могли остановиться, их и просить не надо было, все пели и пели, а душа моя все замирала и замирала, хотя внутренне я обливалась слезами. Почему? Не знаю. Может, затронули они во мне что-то исконное, это не пафос, а так в жизни бывает, может, поразила меня их мощная энергия, абсолютно настоящая, прущая из них со страшной силой, из этих обычных, казалось, разодетых старух. Они все пели и пели, разное, древнее, и «Надежду», и матерные частушки, и «про тюрьму».

А мои внутренние слезы испарились уже и превратились в тихую радость, что есть еще такие бабы, слушать которых – счастье, что б они ни делали: пели б, говорили б, они основа, и надёжа, и счастье, что услышала их.

Ну и пригласили они нас потом на старообрядческую свадьбу в селе Сибирячиха, чтоб проникнуться, чтоб все по-правильному, почти по-настоящему. Жених у нас был из местных, из солонешенских, бывалый и чуть потрепанный жизнью, а невесту ему выбрали из дальних краев, из московских, балованную, молодую, красивую, Натахой звать. А я вроде как мать её, стало быть, роль мне такую дали. С иконкой хожу, благословляю, а у самой нет-нет, да и слеза наворачивается, жалко такую девку на сторону отдавать. Ну вот и начали, как встарь. Изба настояшша, староверска, внуки ее сохранили, не тронули, оставили, как при дедах было. Ну так вот, значит, невесту с женихом встретили, в избу провели и разъединили там молодых. А девку посадили косы заплетать и переодевать в бабье, отгородив от всех большим цветастым платком. Вот и окрутили – надели кичку и шашмуру, чтоб волосья-то не вылазили. Всплакнули, чего уж, самое время. И к столу я как мать их повела, хлеб-соль поставила. Тут-то и подарки стали раздавать: невеста жениху рубаху льняную расшитую, а жених невесте – туфельки кожаные, всем одинаково приятно. Гости расселись, по первой опрокинули, хлебным киселем закусили, загудели, денюжки стали собирать молодым на развитие хозяйства, в плошку кидать. Потом понаставили на стол курники да пироги, окрошку капустную на квасу, кашу пшенную томленую с молоком и яйцом. Ну и самогонка кедровая, без нее кака така свадьба? А поодаль уже кровать стоит под расшитой простыней, подухи лежат горкой, ждут молодых, чтоб придавили.

Но пока не пора, шум-гам, и песни, и все так вошли в эту жизнь красивую, в этот дух и широту, в эту простоту и благородство, что не хотелось из старинной избы уходить в современный мир.

Хорошо там было, чего уж…

#######