Приемные дети войны

— Кто это приходил?

— Пелагея Даниловна.

— И чего она?

— По делу…

— А… насчет стекла?

— Какого стекла? — насторожилась Анна Петровна.

— Из подвального окошка. Ничего о нем не говорила?

— Нет!

— Чего же вы расстраиваетесь?

— Отрывают меня от вас, Коля, — вот чего. В такое время! — Анна Петровна, обхватив колени руками, покачивалась на кровати в такт словам и ощущала давящую боль в груди.

— На фронт? Повестка?

— Строительные работы. Траншеи буду за городом рыть.

— Бой, значит, тут у нас будет?

— Лучше бы не у нас…

— Конечно, правильней на их территории и малой кровью, — заученно, как из книжки, сказал Колька, и тут же добавил от себя: — Но Гавроши рождаются на нашей территории. Тетя Аня, возьмите меня с собой.

— А на кого я Клаву оставлю?

— Понял. Оставляйте ее на меня. За мной как за каменной стеной. А если кто обидит ее, враз поколочу.

— Вот-вот, у тебя лишь драки на уме.

— Я первый не начинаю. А в защиту Клавки — что? — прикажете улыбаться?

Анна Петровна потянулась к тумбочке за лежащей коробкой "Казбека". Нервно поиграла пальцами, выбирая на ощупь папиросу. Размяла ее, не ссыпав ни пылинки табака на кровать. Закурила.

— Драки, драки на уме. А от отца твоего Моисея Шимоновича…

— Михаила Симоновича, тетя Аня! — поправил Колька, шмыгнув носом.

— Ладно тебе, нашел перед кем стесняться! От отца твоего никаких известий. Ранен? Убит? В плен попал? И от мужа моего, Боруха Шимоновича…

— Бориса Симоновича, — насупленно вставил Колька.

— Ничего от них. Как ушли на фронт, так и сгинули. А им нельзя в плен. Они… Фашисты всех вас… Евреев они убивают — всех, без исключения. Это нам на курсах военных переводчиков растолковали. А ты говоришь: бой тут будет. Почти до паспорта дорос, а рассуждаешь, как ребенок. Зачем нам тут бой? Пусть он будет где-нибудь подальше.

— Тетя Аня, я не Генштаб.

— Ладно тебе, балаболка! Иди завтракать, и марш на улицу.

2

Через полчаса во дворе уже вовсю шла игра в "Спасенное знамя".

Площадка, разделенная поперечной чертой на два равных поля, превратилась в театр военных действий. Здесь совершали смелые рейды в тыл неприятеля, брали в плен и освобождали из плена.

Ни одной из двух соперничающих команд не удавалось похитить чужое знамя — тонкую палочку с прикрепленной к ней полоской бумаги.

Колька под напором преобладающих сил противника отступал к знамени, воткнутому за его спиной в землю. Все меньше и меньше оставалось у него напарников. Менее изворотливые из них были "засалены" при нарушении границы, когда прорывались на территорию противника, и теперь без особой хитрости их не вызволить.

Колька согласен был рискнуть, броситься вперед сломя голову, но беспокоился — знамя, оставленное без прикрытия, легко похитить.

Мальчики из Колькиной команды стояли в позе "замри" и с надеждой наблюдали за своим предводителем, зная, насколько он, атаман "разбойников Робин-Гуда", ловок и удачлив. Много раз Колька водил их на "казаков" Володи Гарновского. И редко когда они возвращались из вылазки с постными физиономиями.

Кольцо постепенно сжималось. Все ближе и ближе подбирались противники, обжигали закостенелое лицо Кольки распаренным дыханием, проверяли его реакцию ложными выпадами. Еще секунда-другая — и знамя будет похищено. Вот он, Володя Гарновский. Мостится рядом, да не запятнать — подвижен, как ртуть, стремителен. А Санька-воробей? А Васька-рыжик? Все — как на шарнирах, и каждый уверен в победе! Еще бы не быть уверенным, когда перевес пять к одному. "Герои! Победители несчастные! Рано радуетесь! Мы еще посмотрим, кто кого!"

Колька резко взял с места. Настиг Ваську-рыжика, "засалил", тут же "зацепил" Саньку. И пока в неприятельском стане царила растерянность, метнулся в образовавшуюся между Володей и Павкой щель, бешеным спуртом прорвался через границу, высвободил из плена друзей. Ребята, как по уговору, бросились назад — успели перехватить на своей территории похитителей их знамени, которые, как ни торопились, не добежали до своего игрового поля. А Колька добежал. Он сноровисто вырвал из земли древко с трепещущей бумажкой, увертливо ушел из-под "опеки" преследователей и, невредимый, с драгоценным трофеем, проскочил пограничную черту в полуметре от догоняющего его Володи.

"Разбойники Робин-Гуда" победили.

— Ур-р-ра! — вскричал Колька, подняв над головой захваченное знамя.

— Ур-р-ра! — разноголосым хором поддержали его мальчишки.

Из парадной двери выглянула дворничиха Пелагея Даниловна — лицо напряженное, в покрасневших то ли от слез, то ли от недосыпания глазах недоумение.

— Чего орете, как оглашенные?

— Победа! Победа! — выводили легконогие сорванцы.

— Какая победа? — Пелагея Даниловна прихватила за локоток Володю Гарновского. — Что приключилось-то?

— Ничего особенного, — испуганно отпрянул мальчуган. — Колькина команда выиграла.

— Чего-чего? Выиграла? Чего выиграла? Фу ты, нечистая сила! Тут война, а они кричат — "победа!". Я-то думала — дура! — новости с фронта.

И дворничиха, освободив Володю, захлопнула за собой дверь.

3

Настенные ходики будничным тиканьем беспечно отмеряли секунды уходящего дня, очередного для войны, но не для Славянска.