Приемные дети войны

Войска покидали город. Наступало полное пугающей неопределенности безвластие.

Володя Гарновский сидел у закрытого окна, оклеенного крест на крест полосками газетной бумаги, и без особого интереса смотрел на опустевшую улицу. На коленях у него лежала книга Аркадия Гайдара "Тимур и его команда". Но сегодня не читалось. Настроение было не то, пасмурным было.

Из соседней комнаты доносилось сонное бормотание Толика, младшего братишки, не ко времени подхватившего простуду, которого укачивала мама.

Немногим более часа назад Володе от нее перепало. И за что? За сущую ерунду, за вылазку на улицу! "Подумаешь, чуток погулять, и то теперь возбраняется!"

Вместо того чтобы безвылазно сидеть взаперти и нянькаться с Толиком, он сообща с ребятами провожал бойцов в поход. Ну и что тут такого? Не пропал ведь! Однако досталось на орехи, будто совсем маленький. А какой же он маленький, когда ему уже двенадцать лет?!

По примеру отчима, ушедшего на фронт сразу после начала войны, Володя потер пальцами виски, вышел из задумчивости, придвинулся поближе к окну: двор опустел, никого. Ни одной живой души.

Ещёе недавно мостовая гудела под тяжелыми повозками.

Ещё недавно запряженные цугом кони волокли по ней длинноствольные пушки.

Ещё недавно, когда он с пацанами сопровождал пехотинцев, на окраине города остановилась командирская "эмка" в зеленых разводах. По колонне прокатилось эхом: "Ротным и взводным к комбату!"

Тогда не успел Володя сосчитать в уме до двадцати, вокруг вышедшего из машины майора собралась группа военных. Кто был в пилотке, кто в фуражке. Но все с пистолетами на боку — офицеры!

О чём они совещались?

По мнению вездесущих мальчишек, на совете решалась судьба Славянска: быть здесь решающему сражению или нет.

— Надо заминировать все подступы к городу, — предложил Колька, сознавая себя самым старшим и, следовательно, самым рассудительным в компании юных стратегов. — И только в одном месте оставить проход в минном поле. По направлению к главной улице.

— Для чего? По этому проходу немцы и пойдут, — скептически заметила его двоюродная сестра Клава, востроносая девчушка с розовым бантом в смоляных кудрях.

— Пойдут, говоришь? — завелся Колька. — А это нам и нужно! Пусть идут, ловушка им обеспечена! Мы превратим все дома на улице в доты и дзоты. И зальем фашистов пулеметным огнем, забросаем их гранатами. Деваться им будет некуда. Кругом мины понатыканы. Так что одни ошметки от них останутся. Усекли?

Выдумщик с довольным видом внимал затянувшейся паузе. Вроде бы охотников оспаривать его план не наблюдается.

И вдруг…

— Чепуха все это! Ерунда на постном масле!

Кто сказал? И какого черта полез поперек батьки в пекло? Опять Володя Гарновский? Вот неймется мальцу! Еще молоко на губах не обсохло, а рвется быть первым!

Володя и не предполагал, что ввяжется в спор. Произошло это неумышленно, по сути, стихийно для него самого.

— По-твоему, получается, что немаки — полные кретины. Так-таки наобум и полезут они по твоему проходу. Сразу всем скопом. Жди! — И Володя показал Кольке кукиш. — Сначала они пошлют разведку. А потом авиацию. Так на войне делается.

— Откуда знаешь?

— Я книжки умные читаю.

— Гайдара?

— И Гайдара тоже. А он, Колька, в твои пацанские годы был уже командиром полка.

— Хорошо! Что же ты на пару с Гайдаром предлагаешь?

— Минные заграждения — это годится. Пусть остаются, как в твоем плане. Но проход делать не стоит. Стоит сделать другое. Разместить на высотках пулеметы. Фланговым огнем они положат немаков на землю. Не дадут им очухаться, не то что начать разминирование.

— Легко сказать, — процедил сквозь зубы Колька. — Положат на землю… Фланговым огнем… Книжные это слова, Володя. А если не положат? Если они все-таки прорвутся?

— Прорвутся, говоришь? Так зачем, объясни мне, наши родичи копали траншеи и окопы? Заградительная линия — это тебе не хухры-мухры! Дойдут немаки до нее и полягут — наши ведь будут в укрытии, а они на виду. Тут их фланговым огнем и порежут.

— Опять… Дался тебе этот фланговый огонь из книжек. Придумай что-то свое!

— С твоей помощью, да? — сжал Володя кулаки.

Дочурка Анны Петровны, чувствуя, что назревает драка, перебила спорщиков:

— Мальчики! Хватит кукситься! Идите лучше к командиру со своими планами. Может быть, он вас послушает и немцев разобьет. А то подеретесь без всякой пользы.

И они пошли к майору валкой походкой, подметая брюками пыль.

Комбат сидел на подножке "эмки", оббивал мундштук папиросы о планшет, в который за минуту до этого уложил почернелую на изгибах карту-двухверстку. Пальцы, как у заядлого курильщика, отливали желтизной от первой фаланги до заусенцев на ногтях.

Только что он отдал последние распоряжения — не те, что привык отдавать на маневрах, когда руководимые им "красные" перегруппировывались, наступая на "синих". Он отдал распоряжение об отходе, и теперь, выгадывая несколько минут отдыха, порывисто затягивался табачным дымом.

— Дяденька!

Тягостные размышления майора прервал срывающийся на фальцет голосок.

— Чего вам?