Приемные дети войны

— Чертовщина! — выругался Лобозов. — Моторы заглохли!

У Грималовского гулко забилось сердце: высоты нет — не спланируешь. Необходимо садиться на прибрежном пляже.

— Вася, попробуй сесть на песок.

Но тут Грималовский разглядел нескольких мальчишек на песке.

— Дети! — предупреждающе крикнул он.

Пилот выводил самолет в набор высоты. Но как это сделать, если в баках ни капли бензина?

— Справа огород!

— Вижу.

Но дотянуть не удалось. Самолет был уже неуправляем. Крылом, словно гигантским топором, снес дерево.

Мощный удар обрушился на машину. Болт регулировки бронеспинки пробил Грималовскому щеку. Захлебываясь кровью и выплевывая зубы, он попытался извлечь Лобозова из-под обломков…

Глава XIV

Прошло три недели. Стрелка душевного барометра прочно утвердилась на оптимистическом "ясно".

Грималовский все еще внимал несбыточным обещаниям:

— Скоро будешь писать правой рукой.

А пока он писал левой. Рядом с блокнотом перед ним лежал фронтовой треугольник — письмо Сергея. И каждая строчка этого послания врезалась в память.

"Дима, друг! Служу в морской пехоте, — сообщал он. — У меня радость. Не зря сюда прибыл. Это я уже доказал и себе, и братишкам-морякам, и, надеюсь, всем госпитальным эскулапам. Поначалу было обидно — очутился на фронте, а тут затишье. Но вскорости все изменилось. Перед наступлением понадобился нам "язык". Двинулся я в поиск. И выловил из фрицевской траншеи унтер-офицера. Дал ему по башке, чтоб не орал благим матом, и поволок к своим. Братишки прикрыли меня огнем. Так что мы с фрицем остались целы-невредимы, чего и тебе желаю. Унтер оказался разговорчивым, язык у него, как вымпел на ветру болтался, когда он выкладывал в штабе обо всем, что ему знать по рангу положено. Позже вызвали меня к командиру бригады, и он самолично прикрепил мне на грудь орден Красной Звезды. Кстати, учти — это тебе добротный штришок к моему портрету. Надеюсь, ты не оставил своего занятия. Пиши, Дима. Пусть о нас через много годочков узнают, пусть помнят нас".

И Грималовский писал непослушной левой, строки по-прежнему разбегались вкривь и вкось. Он рассказывал другу о госпитальной жизни, о воентехнике Климове, передавал привет от профессора Чековани и медсестер…

— Грималовский, к вам гость, — сказала вошедшая санитарка. — Летчик. — И, снизив голос до полушепота, таинственно добавила: — Герой Советского Союза.

— Мордин! — воскликнул он, увидев входящего в палату плечистого капитана.

— Так точно, товарищ штурман!

— Выкладывай новости. Что слышно? Как ребята? — набросился на него с расспросами Грималовский.

— Все нормально. Лобозов по-прежнему замещает командира полка по летной части. Я командую эскадрильей. Летаю с новым штурманом. Но учти, по старой памяти рассчитываю на тебя.

— А как Толик?

— Варгасов-то? Отлично. Академик… — уловив удивленный взгляд Грималовского, усмехнулся. — Недавно командировали его на учебу в политакадемию имени Ленина. Подался в комиссары. Того и жди — вернется к нам крупным начальником.

Разговор затянулся допоздна. Только после напоминаний санитарки Мордин покинул палату, незаметно оставив на тумбочках Грималовского и Климова по кульку из командирского НЗ.

Глава XV

Пришел этот долгожданный день. И начался он со слов:

— Грималовский! Можете получить форму!

Он давно ждал выписки, но сейчас какая-то грустинка закралась в душу. У его койки уже суетилась санитарка, сменяя наволочки и пододеяльник. Летчик в последний раз оглядел комнату. Здесь оставались его друзья. И они ободряюще смотрели на него, напутствовали добрыми словами.

Не заходя в хозчасть за обмундированием, он прямиком направился в кабинет профессора Чековани.

— Пришел поблагодарить вас, доктор.

— Не за что. Еще не за что, — сказал хирург. И протянул летчику крепкую смуглую руку. Грималовский пожал ее левой рукой, неловко выворачивая ладонь.

— Жду от вас письма, — прощаясь, произнес Чековани. — Письма, написанного правой рукой. — И, чуть помедлив, заключил: — Надежда есть.

Послесловие

"Надежда есть"… Сколько раз еще будет вспоминать Грималовский слова доброго профессора!

Летчик и сам хотел верить, что рука оживет, что он еще вернется в авиацию.

Летать, однако, Грималовскому уже не было суждено — медицина тоже не всесильна. Но он остался в строю. И в послевоенные годы вышел в отставку в звании полковника.

Морской летчик не расстался с родной стихией и в мирной жизни. Долгие годы был начальником практики Рижского мореходного училища. Не одну сотню капитанов и штурманов вывел в море. И помнил почти всех их наперечет, как и тех черноморских рыбаков, которые некогда спасли его от неминуемой смерти.

10 марта 1959 года сочинская газета "Красное знамя" опубликовала заметку. Приводим отрывок из нее:

"Рыбаку Н. Тодуа, работающему в Адлере, пришло письмо из Латвии.