Приемные родители

— А у вас — это где? — с готовностью подхватил Олег, и всё лицо его озарила такая искренняя, детская надежда на то, что вот сейчас роковая черногривая красотка раскроет карты и расскажет о себе хоть что-то.

— У нас, — внутри Вики что-то угасло, она опустила голову и повторила, разглядывая собственные ногти:

— У нас, это… далеко.

Таким же детским, как надежда, оказалось и разочарование Олега.

Поддавшись внезапному порыву, Вика обняла его и прошептала на ухо:

— Прости, я не могу тебе рассказать всё, как есть, да ты и не поверишь, если всё расскажу, но прости, прости меня, пожалуйста!

Отстраняя ошеломлённого мужчину, она мягко потянула на себя гитару:

— Дай. Ты мне спел, теперь моя очередь.

Вика примерилась к инструменту. У неё-то на пальцах раньше были "гитарные мозольки", а руки Ариадны Токмаковой сразу же заныли от жестоких поцелуев струн.

— Моя песня, конечно, не такая… метафоричная, — предупредила Ермолаева. — Не такая… глубокая. Но мне она нравится.

— Я зарекалась спрашивать у ветра,
Откуда он приносит корабли.
Я зарекалась спрашивать ответа
На все вопросы глупые свои.

А ветер приносил в солёных брызгах

Таинственные сказки океана,
И я про все свои зароки быстро
Забывала,
Как ни странно…

Сначала Вика ощутила на себе обжигающий взгляд Веры, и только потом сообразила: песню "Про ветер" написала Светка.

Исполнялась эта песня сугубо в тесной компании институтских подружек, и нигде более.

Ариадне Токмаковой не полагалось знать её. Но…

Останавливаться было поздно, и Вика мужественно продолжала петь:

— Но помнила, что утро наступает
Тогда, когда светить устанут звёзды,
Ты скажешь, мол, такого не бывает,
Сам проверь,
Это просто.

Олег слушал с озадаченным выражением.

Вера, судя по застывшему взгляду, впала в ступор. "Ариадна" пела глубоким, бархатным голосом, и изо всех сил старалась не плакать.

Слёзы, предательницы, не слушались.

— Когда по нашу сторону рассвета
Останется незапертая дверца,
Ты, ветер, будешь знать: тебя ждут где-то…
Всем открытым
Сердцем.

Нет, ну что такого, в конце-то концов, Вика же предупреждала — ментальный контакт, и всё такое прочее. Раз "Ариадна" знала про желание Веры усыновить ребёнка, почему бы ей не узнать и "сокровенную песню"? Тем более, что в ней, в этой песне, такого особенного? Ну, подумаешь, глупая девчонка влюбилась в ветер и страдает теперь…

На последнем переборе "Ариадна" всё-таки умудрилась так удачно взять большое баррэ, что порезала указательный палец.

Какое-то время заняли переполох и суматоха вокруг глубокого пореза — благодаря им слёзы "Ариадны" списали на боль.

Кажется.

Когда все успокоились, Олег устроил "концерт по заявкам".

Вика, помимо воли, увлекалась и начинала подпевать. Оказалось, она каким-то неведомым образом знает наизусть все песни! Олег всё более многозначительно косился на неё, и ей даже чудилось временами, что эти взгляды, словно случайные, будто бы ненарочные, вызывают сладкую дрожь где-то под ложечкой.

А может, и не чудилось…

Указав глазами на Сашу с Верой, Олег кивком позвал в коридор, и Вика пошла.

За окнами поезда вечерело. Поля сменялись лесами, леса — полями, солнце плыло над самым горизонтом, высвечивая каждую пылинку на стекле.

Олег долго молчал. Вика тоже.

Сладкая дрожь становилась всё сильнее. Растекалась по всему телу.

"Я что, влюбилась, что ли?!" — недоумённо выспрашивала у себя самой Ермолаева.

Загорелое, бронзовое под вечерним солнцем лицо Олега так и притягивало взгляд. В голове вспыхивали безумные, бессвязные мысли, образы.

Биомуляж — это тело, тоже тело, живое, человеческое.

Женское.

Олег — мужчина, живой мужчина, красивый мужчина.

Рассказать ему всё!

Соблазнить его. Прямо здесь, в коридоре.

Женское тело, ведь ощущает же Вика его, как своё.

Грех… Светлый ничего не говорил о том, что это будет грешно.

У живого тела живые потребности.

Нет, в тамбуре.

Соблазнить…

Когда рука Олега легла на плечо Вики, она содрогнулась и в испуге отпрянула.

А волна жара обдала всё тело и сжалась в пульсирующий ком внизу живота…

— Ариадна… это ведь не настоящее ваше имя? — тихо спросил Олег.

И она вздохнула:

— Да, не настоящее.

— Это будет слишком… неприлично, если я спрошу, какое настоящее?

"Та-дах-та-дах", — отстучали колёса.

— Какая разница, — согласилась с ними Вика, а дальше слова полились сами собой, как по наитию:

— Я при смерти, я точно знаю, что мне осталось жить два или три дня… надеюсь, что три, потому что я должна успеть довезти Веру до Ухтомска, я… — слова "я уже умерла" так и не родились, вместо них появились на свет: