Приглашение госпитальера

Илья Стальнов

ПРИГЛАШЕНИЕ ГОСПИТАЛЬЕРА

Часть первая

ГОСПИТАЛЬЕР И "ЛЕДЯНОЙ ДЕМОН"

Трамвай был сцеплен из двух угловатых, облупившихся желтых вагонов с легкомысленными ярко-зелеными крышами. Колеса нещадно лязгали на стыках рельс.

Никита Сомов развернул свежую, еще пахнущую свежей типографской краской газету "Петербургские ведомости" и попытался углубиться в чтение.

"Новости культуры. Лучший тенор современности Марчелло Никифоров сегодня вечером даст свой первый концерт в "Мариинке".

Сомов сделал отметку в памяти. Быстро пробежал глазами остальные новости. Но сосредоточиться ему никак не удавалось. Настроение было какое-то радужно-рассеянное. И немножко тревожное. Такое настроение бывает, когда в жизни неслышно, по кошачьи подкрадываются перемены.

Трамвай вырулил на Литейный, застыл на остановке. Двери раздвинулись с натужным пневматическим шипением.

- У вас свободно? - вежливо приподнял котелок сухощавый человек средних лет со свисающими пышными усами.

- Да, пожалуйста, - кивнул Сомов, мельком глянув на человека и не найдя в нем ничего необычного.

Никита сложил вчетверо газету и принялся лениво рассматривать проплывающие за окном под стук трамвайных колес фасады домов с затейливой лепниной, мускулистыми атлантами, не дававшими рухнуть на землю ажурным балконам.

Трамвай набрал скорость, обогнал пролетку и нелепый, со спицами и клаксоном автомобиль, на заднем сидении которого, гордо выпрямившись, восседала красивая дама в красном платье, ее белый шарф развевался под порывами ветра.

- Недурственный сегодня день, - произнес человек с усами.

- Несомненно, - рассеянно кивнул Сомов. - Только дождь и слякотно.

- А ведь это день перемен, - вдруг как-то глухо, жестяно, принужденно произнес усатый. - День, когда пришла пора принимать решения.

Сомов застыл, пораженный тем, насколько четко слова незнакомца отражали его собственное состояние.

- Да, да, Никита Федорович. Только вы можете... Только вы... - голос незнакомца заскрипел и сбился, как сбивается граммофонная игла на пластинке.

Что-то было в этом разговоре донельзя противоестественное. Такого разговора не могло быть в дребезжащем желтом трамвае с зеленой крышей, под жестяной перестук колес и урчание пневматики дверей.

Сомов взглянул на незнакомца и ощутил, как внутри все леденеет, а сердце сжимает каменная рука. На лбу выступил холодный пот.

Незнакомец пялился в него глазами без зрачков. Чужие, нечеловеческие глаза были покрыты зеленоватой мерцающей пленкой.

Соседи по трамваю, озабоченные своими проблемами, не обращали никакого внимание на мирно и негромко беседующих двух людей. Видимо, остальные пассажиры были достаточно толстокожими и не ощущали, что рядом с ними только что материализовался сумрачный, чуждый этому слякотному дню привычному старому городу кошмар.

- Вам дурно? - сипло и осторожно, будто боясь, что громкий голос обрушит неустойчивое равновесие этого мира, прошептал Сомов.

- Ты должен... Синяя Долина. Больше никто... Иначе... Смерть... Холод... Гибель... Лед... Лед... Лед...

Незнакомец застыл. Тут Сомов понял, что этот человек не дышит, и провел рукой перед его носом. Коснулся руки - она была твердая и холодная. Это был не человек. Это была статуя.

Сомов схватил незнакомца за плечо. Кошмар отступил. В Никите проснулся и вступил в свои права врач. Это профессиональный рефлекс - пусть все рушится вокруг, но в пылающем мире всегда останутся две неизменные значимые величины - врач и больной, которому необходима помощь, которого надо спасать. Рука потянулась к карману, где был похожий на старинный портсигар тревожный медкомплект...

И тут незнакомец глубоко и судорожно вздохнул, всхрапнул, как лошадь. Наконец, окружающие воззрились удивленно на них, запоздало осознав, что в размеренное течении событий грубо втиснулся непорядок.

Усатый незнакомец обхватил рукой горло, закашлялся судорожно. И потом поднял на Сомова глаза. Нормальные испуганные глаза с нормальными карими, только расширенными зрачками.

- Что? - просипел он. - Что случилось?

- Вам стало плохо, - ответил Сомов.

- Мне, - усатый незнакомец резко встряхнул головой. - Плохо... Плохо.

Он опять закашлялся. Поднялся и побрел к дверям, покачиваясь, как пьяный и опираясь о спинки сидений. Двери распахнулись.

Сомов понимал, что должен вскочить, ринуться за этим человеком, решительно потребовать объяснений. Но он сидел, не двигаясь, будто примерз к неудобному сидению. Ведь в глубине души он осознавал, что это бесполезно. Ничем этот человек ему не поможет...

Он так и сидел оцепенело, отстраненно осознавая, что давно проехал свою остановку. Он знал, что когда встанет, то разобьется хрупкий кокон, ограждающий его от перемен, и он останется один на один с новыми реалиями. Сегодня что-то еще будет. Сердце щемило...

***

Гроссмейстер тайных отношений расплылся в широком бесформенном кресле, похожем на пенящийся расплавленный каучук. Оно все время меняло цвет, массировало бесформенную полуторацентнеровую груду мяса и комарино попискивало, подавая какие-то непонятные сигналы.