Приглашение к греху

Щенок выполз из-под кровати и поплелся в коридор. Закери прошел мимо тети и скатился с лестницы. Гарольд, впервые послушавшись хозяина, бежал за ним по пятам. В холле собрались все женщины семейства Уит-фелд, но Закери даже не взглянул на них. Изумленный Барлинг, очевидно, решивший, что Закери может сломать дубовую дверь, услужливо распахнул ее.

– Оседлайте мою лошадь, – приказал Закери, придя в конюшню.

– И мою тоже.

Закери обернулся и увидел Эдмунда Уитфелда.

– В этом нет необходимости, – резко бросил Закери. – Спасибо вам и миссис Уитфелд за гостеприимство. А теперь, с вашего позволения, я отправляюсь в Бат.

– Я доеду с вами до Троубриджа.

– Как пожелаете.

Он стал ходить по конюшне, не желая, чтобы Уитфелд продолжил разговор. Он предпочел бы, чтобы рядом была Кэролайн. В таком случае ему было что сказать. С другой стороны, он был Гриффин, а Гриффиньг всегда вежливы – даже если его так оскорбили, что впору было хвататься за пистолеты, если бы перед ним был мужчина.

Гарольд сидел у дверей конюшни и смотрел на него В одном Кэролайн была права – нельзя ругать щенка за разорванный альбом. В этом виноват он сам.

Наконец грум вывел Саграмора. Закери приторочил сумку и вскочил в седло. Если Уитфелд собирается ехать с ним, пусть поторопится.

Эдмунд догнал его в конце дороги из дома. Гарольд бежал за ними.

– Я знаю, вы не хотите слышать, что я вам скажу мой мальчик, – начал Эдмунд, – но есть вещи, которые вы непоним…

– Я все отлично понимаю, благодарю вас.

– Я не могу себе позволить содержать Кэролайн по окончании лета.

Закери хотел было ответить, но передумал. Он не мог себе представить, что может не быть денег на содержание семьи, ведь Гриффины были очень хорошо обеспечены по любым меркам.

– Печально слышать это, – наконец произнес он. – Но думаю, что меня это не касается.

– Она обращалась в двадцать семь академий и студий за последние три года. Танберг единственный, кто предложил ей место, если она пройдет конкурс.

Он, очевидно, должен был помочь ей пройти этот конкурс.

– Кажется, я предлагал свою помощь.

– Я знаю, она немного переиграла и зашла слишком далеко, и я извиняюсь за ее по…

– Не надо, – оборвал его Закери. Уитфелд тяжело вздохнул.

– Хорошо, мой мальчик. Если вы не хотите слышать о ее проблемах, поговорим о ваших.

– О моих? У меня нет никаких проблем. Я еду в Бат, и если тетя Тремейн не появится там в течение недели, я возвращаюсь в Лондон и поступаю в армию.

– Я тоже так сделал.

Закери не хотел спрашивать, но вопрос вырвался сам собой:

– Что вы сделали?

– Поступил в армию. Отец Салли сказал мне, что, если я хочу на ней жениться, я должен доказать, что смогу содержать ее. Я женился на ней, будучи офицером.

– Как романтично.

– Но я отнесся к словам ее отца серьезно. Вскоре я приехал в отпуск, она снова забеременела, а я опять уехал на какую-то войну. Когда участвуешь в боях, лучше платят.

Закери стиснул зубы и ничего не ответил.

– Потом, когда родилась дочь номер пять, я был ранен в ногу пушечным ядром, и меня отослали домой. Я не мог содержать семью и продал свой офицерский патент. Я все время думал, что, если бы не был женат, я смог бы прожить, пока проклятая нога заживет, и вернуться в армию.

– Мне жаль…

– Я еще не закончил, – с неожиданной горечью сказал Уитфелд. – Я ненавидел свою жизнь здесь, среди этого курятника, поэтому заперся в своей мастерской и начал изобретать разные вещи. Я думал, что если изобрету что-нибудь путное, то заработаю и смогу уехать из Уилтшира. Я построил греческие развалины, чтобы вообразить себя в другой жизни. Если бы мне удалось достаточно отвлечься, возможно, я забыл бы, что меня лишили возможности стать знаменитым.

– И вам это удалось?

– Постепенно я пришел к выводу, что мне нравится то, что я делаю. Я имею в виду изобретения. А когда Кэролайн стала приходить ко мне в мастерскую, чтобы писать маслом картины, я понял, что у меня есть семья. Вы бы видели ее, когда ей было двенадцать или тринадцать лет. Уже тогда у нее на холсте появлялся цветок, если она делала всего несколько мазков. А у меня, как я ни старался, получалась только мазня. – Он откашлялся. – Я хочу сказать, что мог остаться солдатом и погибнуть, и после меня, возможно, остался бы памятник. Или я мог иметь семь дочерей, которых обожаю, несмотря на их чрезвычайную глупость, и изобрести что-то полезное для них и их детей. – Эдмунд посмотрел на Закери. – Поэтому прежде, чем вы отправитесь за некоей скоротечной и смертельной славой на поле брани, скажите, вы действительно хотите сделать то, что сделал я, и потратить впустую двадцать два года, прежде чем поймете, что по-настоящему важно в этой жизни?

Теперь Закери стало ясно, почему Уитфелд не хотел иметь в своем доме солдат, хотя его дочери не догадывались о причинах.

– Вы хороший отец, – наконец сказал Закери.