Страдание в себе предстает наслаждением для других. Одно, как и в симптоме, оказывается оборотной стороной второго. Более того, одно о другом свидетельствует – лишь добровольным страданием удостоверяет субъект свое наслаждение, лишь в качестве мученика может он его засвидетельствовать.
Поэтому поиск наслаждения, в отличие от погони за удовольствиями, не
Не случайно изображает Лакан бессознательное наслаждение топологически как ту область, где пересекаются между собой три составляющие борромеев узел кольца – Символическое, Воображаемое, Реальное: именно оно, наслаждение это, лежит в сердцевине этики, эстетики и религии. То, как эти три области друг с другом через него связаны, и пытался я на конкретных примерах в своих эссе проследить.
Ко времени переиздания книги[1]
было написано несколько новых текстов, которые я позволил себе в нее включить. В связи с этим пришлось несколько изменить и композицию сборника. В эссе первой части идет речь о вторжении Реального непосредственно в жизнь и культуру, во второй и третьей – о его эпифаниях, соответственно, в литературе и изобразительном творчестве.Большинство вошедших в сборник эссе публиковалось ранее в философском журнале «Логос», «Московском психологическом журнале», альманахе «Кабинет», электронном журнале «Лаканалия», «Международном психоаналитическом журнале», сборнике «Ценность Другого» Санкт-Петербургского философского общества, альманахе «Русский мiръ», журнале «EINAI: Проблемы философии и теологии». Мне хотелось собрать их вместе как своего рода приношение Лакану, свидетельство того значения, которое мысль его успела за последние годы для меня получить.
I
Приглашение к Реальному
В одном из ранних своих семинаров Жак Лакан делает любопытное замечание: он ставит под сомнение подразумеваемое любой, по его выражению, классической теорией убеждение в том, что Бог обманщиком не является, называя это «маленькой уловкой». Со времен Декарта мы действительно привыкли думать, что Бог нас не обманывает. Отчасти поэтому мы, вероятно, отвыкли думать о Нем вообще.
Напомню, что для Лакана интерсубъективность характеризуется тем, что субъект может оказаться обманщиком: в возможности обмана как раз и состоит решающий признак его присутствия. Отказав Богу в способности обмана, мы лишили Его статуса субъекта, выпав тем самым из личностного, интерсубъективного общения с Ним. Последовавшая вскоре Его смерть ничего уже, по сути дела, не изменила.
Впрочем, точку в этом вопросе она все же поставила.
Но это значит, что лишь теперь, лишь после смерти, Бог стал для нас абсолютным, полновластным господином и повелителем. Не случайно Лакан уверяет, что смертью своей Христос спасает не столько людей, сколько самого Бога Отца. Атеизм Ницше и Маркса не достиг цели: вместо господ он обратил нас в рабов. Именно поэтому следующий шаг на пути атеизма, который Лакан как раз и делает, связан не с забвением Бога, а, как ни парадоксально это звучит, с Его своего рода воскрешением. Истинная формула атеизма состоит не в том, что
Почему именно этот, второй атеизм Лакан называет истинным, или настоящим? Ведь первая формулировка, казалось бы, куда более радикальна. Дело, видимо, в том, что вторая составляет в глазах Лакана истину первой, ее скрытый резон. Вспомним, что логическое отрицание он рассматривал как вторичное по отношению к вытеснению, запирательству, нежеланию знать. И если в атеизме, настаивающем на смерти Бога, приставка