Приглашение на чашку кофе

– Ну, я, пожалуй, пойду, – как-то нерешительно произнес он и попятился к двери. – Не буду вам мешать, друзья мои. Прошу вас, продолжайте и помните, что ученье – свет, а неученье – тьма.

– Во дает! – восторженно прошептал Максимов.

Вскоре после ухода таинственного незнакомца раздался звонок, и ребята с криками бросились из класса на его поиски. Маргарита Петровна, всё еще не придя в себя от случившегося, направилась в учительскую. Стоя перед зеркалом и внимательно разглядывая свое лицо, она увидела, как в комнату стремительно вошла учительница мировой художественной культуры и, садясь за стол, сердито произнесла:

– Представляете, запланировала на сегодня в восьмом классе тему «Дворянский быт начала 19 века» и ещё неделю назад договорилась с театральной студией, что они пришлют двух актеров в одежде пушкинских героев. Так вот Татьяна пришла, а Онегина нет. Он только под конец урока явился.

– На то он и Онегин, – глубокомысленно произнёс физик.

«Шёл в комнату, попал в другую», – простучало в голове у Маргариты Петровны.

Тайны человеческого мозга

Зима в этом году выдалась на редкость суровой, но к середине февраля морозы ослабели, и пусть по утрам ещё было довольно холодно, днём уже пригревало по-весеннему.

Я брёл по тропинке безлюдного парка, подставив спину солнечным лучам и наслаждаясь их теплом. Наверное, в этот момент я был похож на кота, который вылез на солнце, чтобы погреться.

Неожиданно моё левое плечо ощутило внушительный удар.

Я обернулся: передо мной улыбалось и светилось ясным солнечным светом рыжеватое лицо Серёги Черепанова. Прищурив янтарные глаза в обрамлении огненных ресниц, он насмешливо смотрел на меня.

С Серёгой мы когда-то жили в одном доме, но в друзьях я у него в те далекие годы не значился. И не только из-за того что был моложе его, но ещё и потому, что у Серёги с младых лет было сформировано негативное отношение к тем ребятам, чьих родителей, в отличие от Серёгиных, было принято называть интеллигенцией. «Вот вы где, интеллигенты, сидите у нас, у рабочего класса», – неоднократно говаривал мне Серёга, выразительным жестом показывая при этом на свою шею.

Жизнь его не отличалась большим разнообразием. Кое-как он окончил школу и, до того как уйти в армию, бесцельно болтался по нашему городку, довольствуясь редкими набегами на соседские гаражи и погреба. Родители на проделки сына смотрели сквозь пальцы, предпочитая каждые выходные устраивать праздники и гулять во всю широту русской души. Однако когда для него настал черёд исполнения воинского долга, они, как положено, устроили сыну проводы.

В армии Серёга попал в стройбат, но так как он ничего не умел делать, то трудовая деятельность пришлась ему не по душе, и он пару раз даже был склонен к побегу. Незадолго до его демобилизации родители Серёги, отмечая какое-то очередное важное событие в своей жизни, закурили в кровати и, не потушив папирос, заснули. Результатом столь неосторожного обращения с огнём стал пожар семейного ложа, на котором и скончались до приезда пожарных обгоревшие до неузнаваемости Черепановы-старшие.

Вернувшись к родному пепелищу, Серёга мало-мальски привел в порядок доставшиеся ему в наследство закопчённые стены и вскоре сел на пять лет, совершив вместе с товарищами неудачный набег на продуктовый магазин.

Отсидев положенное, он женился, намереваясь начать новую жизнь, однако столь похвальные устремления у него никак не хотели реализовываться. Работать он по-прежнему не желал, а за воду и электричество нужно было платить каждый месяц. Недолго думая, Серёга продал родительскую квартиру, заплатил все долги по счетам, и на оставшиеся деньги купил на окраине города маленький приземистый домик, куда и отбыл вместе с женой. После его переезда мы долго не виделись, пока однажды не встретились в регистратуре городской поликлиники. Выглядел Серёга неважно, у него была перевязана голова, а с двух сторон его поддерживали жена и маленький сын. Выяснилось, что во время очередной пьяной драки ему проломили голову.

И вот через десять лет после той памятной встречи я снова всматривался в жизнерадостное лицо бывшего соседа.

– Ну, что ж ты, брат? Как ты, брат? Где ты, брат? – задорно спросил меня Серёга, продемонстрировав замечательное знание твардовской лирики.

– Да всё там же, – растерянно развел руками я. – В школе. Учителем.

– Что-то ты плоховато одет, – неодобрительно покачал головой Серёга, разглядывая мою скромную одежду. – Посолиднее надо одеваться. Ты как-никак с детьми работаешь, представляешь нашу, так сказать, передовую интеллигенцию, а одет, прости Господи, как недоучившийся студентик.

Сам Серёга был облачён в добротную дубленку, на голове у него красовалась норковая ушанка, против которой моя вязаная шапка действительно выглядела бедной родственницей.