Сесили впервые в жизни услышала из уст Вайолет об опасениях отца в отношении себя самой. Он боялся, что дочь пойдет по стопам матери, чем поставит под угрозу свою жизнь. Сесили с одобрения крестной давным-давно перестала обращать внимание на запреты отца заниматься наукой, видя в них то, чем они и были на самом деле — чрезмерной опекой со стороны мужчины, которому нужно как-то объяснить смерть любимой женщины. И в Вайолет лорд Херстон увидел вторую жену, за которую ему на этот счет никогда не придется волноваться. Кем-кем, а ученым Вайолет не была, но оказалось, что она умеет читать язык человеческих чувств так же хорошо, как первая леди Херстон читала тексты на древних языках. И Сесили порой хотелось обрести именно эту способность понимать людей, а не смысл иероглифов и криптограмм. Тем не менее, она отдавала себе отчет, в какой области лежат ее таланты. Знала она и другое: чего бы ни хотел для нее отец, она окажет ему большее уважение, когда сможет доказать, что лорд Херстон не имеет отношения к исчезновению Уилла Далтона, чем если будет просто сидеть сложа руки и вести себя как жеманная девица, какой он так жаждал ее видеть.
— Вайолет, я ценю ваше участие и понимаю, что вам не нравится, когда мое имя склоняют все, кому не лень. — Сесили сжала руку мачехи. — Но я надеюсь, вы не сочтете меня дерзкой, если я скажу, что намерена продолжать общение с герцогом Уинтерсоном. Я не могу допустить, чтобы мать и жена мистера Далтона и дальше оставались в неведении по поводу того, что с ним случилось. Совесть не позволяет мне стоять в стороне, ничего не предпринимая, когда его семья страдает, не зная, жив дорогой им человек или умер.
Сесили догадалась по глазам Вайолет, что ей удалось донести до нее свою мысль. Зная Вайолет, она понимала, что мачеха пошла бы против собственной совести, если бы сейчас потребовала от Сесили прекратить общение с герцогом. При всем ее стремлении избежать сплетен, Вайолет обладала очень нежным сердцем и, конечно же, сочувствовала близким Уильяма Далтона, но старалась поступать так, как, по ее мнению, хотел бы ее муж.
— Ладно, — тихо сказала она. — Полагаю, ты не обиделась на меня — я должна была попытаться ради твоего отца.
— Конечно, Вайолет.
Сесили захлестнула волна благодарности по отношению к этой женщине. Она сказала с улыбкой:
— Наверное, во всем Лондоне вы единственная мачеха, которая желает своей падчерице проводить меньше времени с красавцем герцогом Уинтерсоном.
Вайолет усмехнулась:
— Дорогая, я просто хотела уберечь тебя от сплетен. И все еще очень надеюсь, что, пока вы будете проводить время вместе, между вами возникнет хотя бы симпатия.
Сесили поняла, что сейчас неподходящий момент сообщать мачехе о своих планах выйти замуж по расчету за члена Египетского клуба. Пока она согласилась вести себя с Уинтерсоном осмотрительно, чтобы и леди Херстон, и свет не были слишком эпатированы их отношениями, а самой Сесили удалось бы достичь цели стать женой члена Египетского клуба и заполучить дневники отца.
Поэтому она заметила только:
— Как раз этого ожидать не стоит — мы с ним чаще всего ссоримся.
— Дорогая моя, это совершенно не важно. — Насмешливый взгляд Вайолет напомнил Сесили, что ее мачеха намного более сведуща в науке сердечных дел. — Я знаю много счастливых супружеских пар, которые в начале знакомства только и делали, что ссорились.
— Но это звучит бессмысленно, — возразила Сесили. — Как же ссоры могут разжечь любовь?
— О, их соединяли не ссоры. — Вайолет, улыбнувшись, добавила: — А примирения.
На следующее утро Сесили просматривала колонки светских новостей в газетах, проверяя, пишут ли о ее продолжающейся дружбе с герцогом Уинтерсоном, и с досадой обнаружила упоминание о так называемом «египетском проклятии», которое якобы поразило не только лорда Херстона, но и Уильяма Далтона.